Алексей Бриллиантов всегда находится в центре читательского интереса. Ничего особенного при этом автор не делает, только стихи публикует. Значит, всё дело в качестве поэзии.
Мы предлагаем вашему вниманию несколько развёрнутых высказываний о творчестве Алексея Бриллиантова и подборку стихотворений разных лет.
МНЕНИЯ
О "соли проступающих строк"
Мария Амфилохиева,
Член союза писателей России
«Проросший здесь» – название для книги стихов Алексея Бриллиантова более чем удачное. Ёмкое, короткое,оно, словно набухшее зерно, таит в себе смыслы, которые не сразу раскроются перед глазами читателя, а лишь после некоторого уважительного раздумья, наполненного желанием эти смыслы увидеть и, собрав урожай, насытиться ими. Витиевато выражаюсь? Может быть. Но образ зерна, семени мною взят у автора (Стихотворение «Семя»). И дело не только в нём, что-то в стихах поэта побуждает к этому сравнению. Наверное, как раз то, что лаконичность формулировок у него сменяется густыми, просто широколиственными какими-то подробностями, да ещё связанными между собой сложными причинно-следственными связями:
В хорормах грома\ На краю краёв,\ Где шорох громок\ Снеговых роёв \ И ветер тесен \ От напрасных слов, \ Никчёмных песен \ И бездарных слов, \ Презрев вершины \ Утончённых строф, \ Поют кувшины \ На губах ветров. \ Свечу поставлю \ И смиренье пью: \ Кувшин оставлю, \ А слова солью…
О чём это? О самом для поэта кровном. И забывается здесь о последних глагольных рифмах, ведь речь идёт об истоках творчества, о его принципах и таинствах. Вот так, посреди всех шумов Вселенной, когда глохнешь и от них, и от никчёмных снов и песен, которые не в силах передать Главного, распознать верную мелодию – ту, что «поют кувшины на губах ветров». Но мало этого – необходимо понять ещё и долю своего смирения – слова взять можно, а кувшин – не сметь! Помните сказку про Ивана-царевича? – коня-то бери, а уздечку оставь… Это в сказке нарушившему запреты всё простилось в конце, и то ведь только после воскрешения мёртвой и живой водой… А в жизни даже Серый Волк не спасёт, тем более, что он у автора оказывается неким альтер-эго (стихотворение «Волк»), и судьба его трудна – «то удача в погоне, то под рёбрами рог». Но главное, что «не важно, где кормлен – кров лесной не забыт».
Почему вдруг меня на темы народного творчества унесло? А это тоже не удивительно. У Алексея Бриллиантова и фольклорных мотивов много, и без Вещего Бояна не обошлось, и без его последней песни-завета:
« Рано, рано метишь, ворон, \ Наши кости растаскати – \ Будет Русь, покуда снится \ Ею вскормленным дитятям…»
Но только не подумайте, что у этого поэта – лишь перепевы известных мотивов. «Народность, – как сказал В. Белинский, – не в описании сарафана», , а в передаче самого духа народного. Так вот, Русью в стихах Бриллиантова пахнет, да ещё как! Кстати, не только на цитатном уровне, но и по сути. Хотя бы в том, что природа для него вся живая, одушевлённая. У него и босая простоволосая тучка за неугомонным ветром «шлёпает следом покосами», и облака, «подтянувшись за холку вершины горбатой, выползают и сушат мохнатые лапы». Впрочем, мифология ему известна не только славянская, но своё, родное, похоже, ближе.
Вообще с природой, со всем живым он по-родственному близок. Ведь иначе не посочувствуешь, как он умеет, умирающему подранку. И уж точно не сможешь закончить стихотворение, начавшееся с того, что «на коленях угнездилась кошка», изящным обобщением: «Сама природа с ласковым приветом лизнёт ладонь шершавым язычком».
А как вам такое признание понравится: «Током птичьих токов зарядившийся, \Светом цвета наполненных сот, \ Пробуждаюсь, навек заблудившийся \ В трёх соснах у Валдайских высот»? Помимо простой, но хорошей мысли о любви к родному краю, какая здесь очаровательная игра словами – и омонимами, и сближениями по звучанию и значению, а напоследок ещё и поговорка обыграна. Здорово сделано, но привкуса искусственной сделанности нет.
Автору вообще присуща искренность. Потому и удаются ему даже такие нелёгкие темы, как военно-патриотическая – без показного пафоса, но от души( «В купе брестского поезда», «И навсегда 24», «Лейтенантские звёзды», «Капель звенела с плакучих ветвей…»). И даётся ему ощущение себя в общем строю и поэтов, и воинов – от Вещего Бояна до неизвестных «афганцев». И когда он пишет: «в недрах моей шинели ваш не остынет шаг», – это не просто так сказано.
А ещё хорошо, что у поэта, который не закрывает глаза на проблемы и боли нашей жизни, всё-таки в стихах побеждает оптимистическое начало, уверенность – «что бы ни вещал мне страх, мир жив, как жил, – на трёх китах». В мифологии эти киты известны. А вот на каких китах стоит мир Алексея Бриллиантова – это открывать читателю. Впрочем, один из них точно – любовь – к женщине ли, к дороге, которая «прямо в небо уходит», к «зелёному шёпоту голубым ветрам».
Уверена, что поэзия Алексея Бриллиантова привлечёт к себе читателя умного и тонкого, не чуждого философским раздумьям о жизни и способного на глубокое чувство.
----------------------------
Магия стихов Алексея Бриллиантова
N.N.
Эстония
Мы познакомились с Алексеем Бриллиантовым на одном поэтическом сайте, где он вел виртуальный cеминар для пишущих стихи. Для меня этот мастер слова oказался умным Учителем, ненавязчиво строгим и непривычно старомодным в этикете своих обращений: «с почтением», «мой поклон», «признателен», «сударыни».
Я прилежно выполняла семинарские задания, но космос стихов самого мэтра притянул меня не сразу. Мое первое прочтение его стихов не было восторженным – оно даже не было добрым . Глаз споткнулся о строчку:
И словно бубенчики слышу
На взмахе девичьих ресниц…
«Ничего себе, бубенчики на ресницах»,– с досадой подумала я. Даже микроскопические, выкованные самим Левшою бубенчики–на живых изящных ресницах – это так неестественно… «Тяжеловесные стихи», – решила я, отложив чтение.
Вскоре меня опять примагнитило к этому стиху, и он неожиданно и чудесно лег на душу. Не «видит» бубенчики, а «слышит». «И как же было не понять,– удивилась я самой себе,– речь не о висящих на девичьих ресницах бубенчиках, а о том, что один только взмах этого пушистого чуда отзывается музыкой в душе влюбленного юноши. Музыка любви звенит бубенчиками, сердце ёкает, замирает от счастья, и само небо спускается на крышу…» Прекрасный стих о «неслаженном школьном романсе», о светлой музыке, которую душа слышала тогда и целомудренно хранит до сих пор как чистое, трепетное.
Раздражение против стиха сменилась на раздражение к себе: не автор «неправильный», а читатель оказался невнимательным, беглым, невдумчивым…
Я продолжила читать стихи Алексея Бриллиантова. Какой интересный поэт, какие емкие образы... Влюбленность в одну строчку помогала понять другую. Выстраивалась система образов, многослойность и соль метафор уже не казалась пугающей. Ниша в моем сердце стала заполняться благодарностью автору чарующих строк.
Каждый новый стих дарил мне свои открытия.
Это как с изучением иностранного языка: сначала поток незнакомых слов тебя раздражает, по мере продвижения начинаешь радоваться, слыша в речи знакомые слова, а выучив язык, уже свободно плаваешь в нем, слышишь и говоришь.
В какой-то момент показалось, что я нашла свой ключик к языку стихов А. Бриллиантова.
Для себя я условно назвала этот ключик Синкретичностью.
В микро- и макрокосмосе поэта сплавлены воедино звук, цвет, запах, осязание, ощущение пространства и времени, зеркальные иллюзии его и параллельные миры. Поэт воспринимает мир синкретично – так же передает свои ощущения и в стихах. Звук переплавлен в цвет, а тактильные ощущения – в обонятельные, слуховые…
Именно поэтому на взмахе ресниц он слышит бубенчики (задействованы зрительное и слуховое восприятие).
А чего стоит музыкальная строчка «и белым сахаром плечо»… Я вижу белизну плеча (зрительное восприятие цвета кожи) и чувствую всплывающую в памяти лирического героя негу– сладость мгновения, сопоставимую с сахаром (вкусовые рецепторы), и даже кажется осязаемой гладкость кожи этого (наверняка округлого) женского плеча.
…И:
гладким сахаром – плечо,
Пуховым пледом – полудрёма.
А месяц, таящий свечой,
Стекает тюлем в окна дома.
Неуловимый лунный свет, в котором навсегда остался сладкий миг неги, завершает картину…
Каждый стих поэта– это само по себе изначально уже явление пролитой сверху воли и интуитивного озарения:
Утро будет тихим и урочным.
Бережно, как редкостный кристалл,
Подниму с листа четыре строчки,
Что в ночи мне кто-то диктовал…
Кроме того, ни днем ни ночью не отключаются особые «вибриссы души», подпитывающиеся интуицией. Ну куда же поэту без интуиции...Чуткими своими «вибриссами» поэт обречен улавливать многие вещи раньше, тоньше и глубже обычных людей. Поэтому так интересна в стихах А. Бриллиантова тема «Пред-» (ПРЕДчувствий, ПРЕДощущений, ПРЕДвосхищений).
Но вьётся радужною мухой,
Едва присев на кончик слуха,
Едва повеяв по верхам,
Щекочет ноздри лёгким пухом
ПРЕДчувствие…
Это то самое едва-едва, чуть видимое, чуть слышимое, чуть осязаемое… Как полуулыбка Моны Лизы, как глаза Струйской на портрете Рокотова, о которых Заболоцкий писал: «Ее глаза– как два тумана, полуулыбка, полуплач…полувосторг, полуиспуг». Полуощущение говорит о жизни больше, чем законченность.
А помните последние секунды тишины в зале консерватории перед началом симфонического концерта? Когда тишина повисла в воздухе, зрители затаили дыхание в ожидании чуда, а в воздухе разлита особая энергетика весенней почки… Вот так замечательно зримо поэт передает это предощущение музыки в стихотворении «Увертюра»:
Последний такт набухшей тишины,
Когда вспорхнули пальцы пианиста…
И дуновеньем с крыльев махаона
Ещё не стих последний вздох в рядах.
Не правда ли, Вы уже сидите среди слушателей и чувствуете кожей, слухом и обонянием, как через секунду лопнет эта весенняя почка тишины и музыка станет явью, разольется по залу волшебная мелодия.
Да, у Алексея Бриллиантова особый дар передавать предощущения. Прочтите под этим углом зрения его стихотворение «Июнь.22.», и вы физически ощутите утреннюю тревогу в этом красивом мире, не созданном для войн. Даже сама фонетика стиха будет, по словам автора, «резать» разлитой в воздухе бедой :
Солнце сосны целует в макушки…
Только треснувший катится гром…
Поэт ощущает мир и кожей тоже:
Ветер в горло толкает слог,
Лижет влажно и лоб, и грудь.
А через тактильное ощущение могут быть изящно выражены не только вибрации внешнего мира, но и вибрации внутреннего микрокосмоса:
Снова оторопь лижет в кармане ладонь.
Всем знакомо это ощущение покалывания ладони, онемения или холода от внутреннего замешательства или сильного впечатления… Но разве каждый найдет такой интересный и свежий образ для передачи внутреннего состояния? Это зрение поэта, художественное зрение Алексея Бриллиантова.
Отдельно можно говорить о музыке – ее так много в стихах поэта. Это и «пустые кувшины с дыханием ветра», напоминающие поющие тибетские чаши… Это и завораживающая мелодия чарующей флейты… «Бранью чугунной прогремит быстротечная цепь», «швартовы капеллою струнной»,«ксилофоном – древесная крепь…»Шаги могут быть тоже музыкальны: «Хрустит под ногами грусть…»
А Зима в парчовом наряде, в жемчугах и кристаллах опять играет мелодичными красками в ослепляющем светом стихотворении «Январская муза»:
По белой парчой облаченной аллее,
Под росчерком скрипкой поющих шагов,
В полотнах снегов и морозном елее
Искрят, вызревая, кристаллы слогов.
Невозможно не услышать тут музыку шагов и то, как поэт впитывает вибриссами своей души будущие строчки из роскоши звенящего холодом белоснежия января.
Но главная мелодия звучит не в строчках, а в тонкой душе поэта Алексея Бриллиантова, потому что творец всегда глубже своего произведения. Услышьте эту волшебную музыку. Настройте свое сердце на любовь. У всего высокого в этом мире– молитвы, гармоничной музыки, хороших стихов – те же частоты, что у Любви. Притяните к себе эти вибрации, наполните душу Любовью, которой щедро делится с нами прекрасный поэт.
С музыкальной картиной в стихах Алексея Бриллиантова перекликается и картина живописная. Как пример цветописи хочу привести строчки из стихотворения «Солнцеарт»:
Пролит «оранж» в сиреневую чашу,
Серебряным подёрнут по краям.
Ещё мазок – и будет мир окрашен
В зелёный шёпот голубым ветрам.
Не правда ли, сочной картиной Рериха ложится на душу эта «цветная» строфа?
В строках стихов разлита цветомузыка, и каждая краска говорит своим голосом. Один цвет поет восторгом, другой– нежит, третий –пугает, как в стихотворении «Палитра»:
Ложатся краски на холсте судьбою:
Багряная – сквозит штрихом потерь,
Зелёная – порхающей листвою,
А синева – без края, мерь - не мерь;
И осень в золоте тяжелом, как надежды,
И семицветье радуги: «Поверь!»,-
И «хаки» с кожей сросшейся одежды;
И пепел на висках – стучаться в ДВЕРЬ…
Палитра жизни и складывается из мазков разных цветов и разного качества.
Цветомузыка, цветопись– поэт хочет соединить эти сферы… Вибриссы его души улавливают сигналы разных сред, причем, одновременно…
Поэт сам – дитя гармонии, и он обречен ее искать пожизненно и в себе, и в окружающем мире. Не находя ее на земле, он обращается к вселенной, к космосу. Астрономическая тема не чужая для поэта: звезды, болиды– очень родные и близкие; он «свой» в сиянии Луны и мигании пульсаров, колючем свете звезд и хороводе небесных светил. Целый раздел книги посвящен Лунам и Солнцам. Поэт ищет гармонию как в микрокосме– себе, так и в макрокосме– вселенной.
Космизму неба придают прочность стоящие на земле загадочные менгиры и кромлехи, в них автор интуицией улавливает загадку, они его манят и притягивают…
Тематика стихов сборника «Ознобы души» разнообразна. Рядом с сюрреалистическими стихами и гражданской лирикой мы найдем строки о поэтах и исторических личностях, сильные стихи о войне и истории Руси. Поэт размышляет над осознанием своих корней, над «русскостью», как характерной чертой национального идентитета:
Я русский, я проросший здесь.
Книгу открывает изумительно лаконичное стихотворение «Ясность». Не могу удержаться от удовольствия процитировать его целиком:
Не ищи в глазах моих пророчества:
Муза там…
Недорого возьмёт…
Неизбывны – смерть да одиночество;
Остальное – радужный налёт.
Не читай в ладони:
что ж там пройдено? –
Я ни в чём не дам тебе зарок.
Мне даны навеки Мать и Родина;
Прочее –
в прокат, на краткий срок…
Строчки явно просятся в школьную хрестоматию, особенно в наше время, когда размытость нравственных ценностей наблюдается массово, как признак времени. Мама, родная земля, семья– это незыблемые ориентиры, которые помогут выстоять в трудную минуту и за которые– в лихую годину– почетно сложить голову. Все эти святыни женского рода, и отстоять их– это не только долг, но и счастье для Мужчины, воина и защитника по духу.
Казалось бы так просто… Но, как показывает жизнь, труднее всего усваиваются самые простые истины.
В сборнике «Ознобы души» вы найдете сарказм и грусть сюрреалистических верлибров, фольклорные мотивы, неологизмы, эксперименты со словом, нагруженные метафоры, свежесть ассоциаций, отменный художественный вкус и то самое «пред-»– словом, Таинство настоящей поэзии. Легкого прочтения не будет: это труд души автора, и он просит конгениального читателя.
Открывайте книгу, читайте не спеша, с любовью. И когда вибрации поэтического космоса стихов Алексея Бриллиантова совпадут с вашими, родится чудо открытия. Произойдет катарсис – очищение, просветление, озарение души. А не это ли цель настоящего искусства?
-------------------------
Открытия золотого ключика, или репортаж из читательской мастерской
N.N.
Эстония
Для меня Алексей Бриллиантов– это загадочный автор, с которым сначала часто хочется спорить, а потом всегда приятно соглашаться.
Поэт становится близким тогда, когда читатель поймет язык его стихов, особенности стилистики и мира метафор.
В своей читательской мастерской я подобрала, как мне кажется, тот золотой ключик, который помог мне открыть некоторые особенности поэтики автора. Этим золотым ключиком отворяется в каморке поэта дверца под куском старого холста– и вы попадаете в мир волшебного праздника, который дарит космос стихов А. Бриллиантова.
Имя этому ключику – Любовь. Помните, как поет Окуджава: «На любовь свое сердце настрою…» Если отказаться от ненужных сравнений и стереотипов, если настроить свою душу на любовь, то стихи поэта обязательно отзовутся на частоты вашего сердца. И озноб души автора станет вашим, ведь все лучшее в мире отзывается на вибрации любви. Когда золотой ключик настроит душу на любовь, то стихи начнут доверительно говорить с вами и дарить вам праздник.
Пожалуй, самой главной, узнаваемой особенностью стиля автора является ёмкость. Это примета стихов, кредо автора.
«Это, – пишет сам Алексей Бриллиантов,– я считаю главным в стихах. Ёмкие слова – я стерегу их, приманиваю, охочусь, подбираю придирчиво, как мозаику. Собственно из этого и состоит процесс, высокопарно именуемый "творческим", а реально – преломление древнего занятия собирательства, только особо придирчивого.»
Cтилевая энергия бриллиантовских строк просит неспешного прикосновения. Читать стихи Алексея Бриллиантова– это всегда труд души. Образная законченность, эксперименты со словом, нагруженность ассоциаций, неологизмы, россыпь ярких метафор– все это требует усилий вдумчивого читателя. Культурная эрудиция автора нередко заставляет читателя обратиться к словарю.
В книге «Ознобы души» мы не встретим проходных или небрежных стихов. Почерк Мастера, рука настоящего Поэта ощущается в каждом произведении. Чарующая метафора всегда точно передает состояние души поэта,
будь то ощущение наступающего вечера:
День выеден.
Распахнуто окно.
Улиткой липкой заползает вечер.
или грустная картина осени:
А неба матовый дуршлаг
Воды совсем уже не держит,
И золочёный солнца шлак –
Листва
летит всё реже,
реже.
Именно из-за емкости стихи нельзя читать на бегу. Hе стоит их читать и запоем. Каждый стих– это выплеснутая на бумагу боль автора , его сомнения, восторги. Это мощный сгусток сильных эмоций. Со стихом надо поговорить, прислушаться к нему, чтобы отозвалось. Не спешите. Будьте бережны. Поэт делится с нами открытиями своей ранимой души.
В философской картине мироздания и поэтики А. Бриллиантова меня покорил образ неба– он выразительный и очень разный. Это и высокое «Небо Аустерлица» – символ вечности. Это и пристанище тех, кто уже ушел от нас, предвосхищая и наш уход ,–плывущие облаками в небе души убитых солдат.
Небо – живой символ духовности и высшего знания, как в былинном стихе «Ярославны», где не желающее сообщать Ярославне о гибели мужа небо «спрятало глаза, оно все знало».
Небо – это и порог земных радостей и ощущений:
Друг друга вдохнув захлёбом,
Достали у неба нёбо…
Это и небо космоса, где живут Луны, Солнца, шелестят звезды, «колючий холод» которых поэт ощущает кожей. Вибрации таинственного макрокосмоса и не менее загадочного микрокосмоса А. Бриллиантова покоряют. Вы встретите в стихах Луны и Солнца, парсеки и пульсары. Поэт любуется мирозданием, космос для него почти родной:
Болиды брызнут стайкой красноперой,
от сердца неба ниспадёт каскад…
Вместе с автором и вы верите в «шелест звёздного сиянья, тот, который слушает душа»…
А как величественно у поэта описание ночи:
Тишины безъязыкий качается колокол.
Стынет небо, сиянием звёздным исколото.
Написанная художником картина таинственного космоса зримо впечатывается в память, не правда ли? Вместе с автором и читатель благоговеет перед тайной мироздания.
При внимательном чтении вы непременно услышите в стихах А. Бриллиантова гул лобного места, скупую нежность признаний любви к Питеру, романтику красных коней и благородство мальчиков (Мальчишей), желающих защищать свою Родину:
Ещё прошу Вас: дайте нам рубеж,
На острие, на самой «мёртвой» точке,
Где у врага под мушкой даже кочки –
И мы прорыв затянем, как рубец…
А. Бриллиантов использует разные формы и возможности стиха. Вы насладитесь модернистскими сюрреалистическими мотивами, былинными и фольклорными ритмами, полюбуетесь ускользающими полутонами пейзажных красок и удивитесь интуитивным предчувствиям поэта.
А в разделах «Солнца и Луны», «Касаясь вибриссов души» наверняка услышите перекличку со стихами Серебряного века, найдете сочные примеры цветописи и звукописи:
По белой парчой облаченной аллее,
Под росчерком скрипкой поющих шагов,
В полотнах снегов и морозном елее
Искрят, вызревая, кристаллы слогов.
Конгениальность читателя заключается в том, чтобы почувствовать температуру души поэта, уловить эти градусы. Открытое для любви сердце всегда благодарно примет энергию тонкой души поэта. Автор поэтическим смычком прикоснется к струнам настроенной на доверие и любовь читательской души– и польется мелодия. Читателю передастся озноб души поэта… И совпадение вибраций зазвучит музыкой сопереживания...
Мне представилось, что книга Алексея Бриллиантова– это волшебный корабль-парусник, в трюмах которого сокровища души поэта, бриллианты стихов драгоценных…
Счастливого тебе плавания, свежего бриза и понимающих читателей!
В добрый час!
----------------------------
Маргарита Токажевская,
поэт, редактор журнала поэзии "Окно"
Читая книгу Алексея Бриллиантова, курсивно размышляю о том, что написать: предисловие и послесловие? Дочитав ровно до середины, твёрдо решаю: предисловие к этой книге было бы некоторой бестактностью. Это тот случай, та книга, когда читателя не нужно настраивать на чтение, не стоить и навязывать ориентиры восприятия. Книга настолько яркая, что захватит читателя буквально с первых строк, с первого горячего лексического ряда, захватит неожиданностью образов, которые гармонично вплетены в полотно смыслов, нисколько этих смыслов не затмевая, возьмёт в плен щемящего сопереживания автору, именно автору, честность и принципиальность жизненных правил которого не оставляют сомнения: он и его лирический герой – одно лицо, и ни герой, ни автор не собираются прикрываться друг другом…
Название книги «Ознобы души» совершенно точно раскрывает состояние поэта в момент, период стихотворческого выплеска, подготовленного, несомненно, всей жизнью, пришедшейся на излом веков, тысячелетий, жизнью русского интеллигента последней четверти XX –го века и первого десятилетия XI-го…Интеллигента по духу, офицера, патриота России по судьбе и нравственному кредо. Человека, которого не оставляют, не могут оставить ознобы – жесточайшие испытания на прочность духа выпали на долю нескольких поколений человечества… И мёрзнет, мёрзнет душа, непокидаемая ветрами кровавой памяти(«Оттого и пишу, что помню /Эту пропасть: он был, я есть…»), вихревыми снегами исторической круговерти, которые всё засыпают и засыпают зелёные травы надежды на милосердие к отдельно взятой человеческой личности…
Но книга, несмотря на название, оптимистичная, горячая и по смыслу, и по живописности: её краски щедры, густы, линии контекстов смелы и взаимно перетекаемы. Захватывает дух искренность и самобытность авторского голоса, за которым явственно читается судьба человека.
В великолепном стихотворении «Ла Игера. Последняя легенда» сама лексика и образность за героя: «костёр», «кондор», «красное солнце», «Смерть выходит на сцену,/ Она в этом действии прима…», «Но жар справедливости вечен…» Оно настолько пронзительно, что невольно ассоциируется с характером его написавшего. Понимаешь, что не только и не столько знание исторической канвы питало автора, а нечто гораздо более значащее – полная солидарность с духом борьбы за высшие идеалы, которые никогда и никому не осмеять, не оплевать, как никогда не заглушить песни свободы. Далее идущее ст. «Пабло Неруде» - и реминесцирует, и рефлексирует предстоящее, во-первых, что уже достаточно, великолепным чувствованием поэзии гениального поэта XX-го века, века, бряцающего оружием, века, залитого кровью целых народов… И вся книга – где рифмуются не только строки, а целые стихи( «9 мая 1946 года» и «Лейтенантский вальс», «Выстрелы» и мн. др.) Часто автор «закругляет» тексты – начало и конец словно сливаются,- но без острого крючочка смыслового изыска, неожиданного хода внутри стихотворения не нарисовалась бы, не скрепилась сия идеальная линия – круг (ст. «Космос Бёрнса», «Луна в Декадансе» и др.)
Если в книге мало ярких, запоминающихся строчек, можно сказать, что она не состоялась, как бы ни жонглировал автор неожиданными рифмами и оригинальными образами. Книга «Ознобы души» этими строчками богата, есть они, и не по одной, в каждом стихотворении. Приведу лишь некоторые: «Неизбывны смерть и одиночество…» (ст. «Ясность»), «Но неспокойны своды под престолами,/Как видно, прирастают буйны головы…»( ст. «Лобное место»), «А теперь ищите правого / Да без пятнышка кровавого…» (ст. «Бились «белые» и «красные»…), «А семя оброненных вами дней/ Взошло сединой моей…» (ст. «Об исторических личностях»), «Выхожу по разбитой дороге/ На причалы усталых побед…» (ст. «Сюита портового утра»), «Полдень. Июльская ленится тень…»(ст. «Июльская суббота»)…
Рефрены, явные и отражённо-преображённые, несомненно, украшают книгу, и настолько органичны общему настроению, что делают её очень читаемой. Цикл «В дымах серебряного века» в этом смысле показателен и очень талантливо «рассеян» автором по всей книге. Он словно скрепляет её золотыми нитями лиризма не бесшабашно-залихватского, но глубоко, умного, что ли… Нечего и говорить, в стихах не скроешься. Они тебя всего являют – такого, каков ты есть, с твоим характером и представлениями об устройстве и неустройстве мира, знанием и заблуждениями, замкнутой открытостью ли, открытой ли замкнутостью – это в них увидишь запросто. Да по пути ещё много парадоксального… На то и стихи. Особенно если это «Откровение»(стихотворение в прозе)… До откровений душе дорасти надобно, и, может быть, звёздные ознобы питают этот рост больше ультрафиолета и хлорофилла… Особенно, если это строки, подобные «Но нам никак не выйти из войны…»( это ж уже исторические рефрены – всё войны и войны, не пора ли остановиться, человечество?..), подобные «Верю в шелест звёздного сиянья,/Тот, который слушает душа…»(ст. «Иноверец»).
Не имея возможности в небольших послесловных размерах привести не только целые стихотворения, но даже сколько-нибудь подробные цитаты из наиболее понравившихся, лишь назову их. Таковы «Пророчество», «Ла Игера. Последняя легенда», «Пабло Неруде», «Гнездо двуглавого Орла», «Сердце ночи», «Запоздалое», «Увертюра (аккорд рождения)», «Флейтисту»… Впрочем, читатель выдал бы свои строки, свои стихотворения, свою выборку из великолепной поэзии Алексея Бриллиантова.
Мне же остаётся добавить, что книга «Ознобы души» - книга серьёзная, эпиграфом к ней я бы выбрала слово «Благородство». Такое мне в ночи высветилось.
СТИХИ РАЗНЫХ ЛЕТ
Дальневосточная сказка
Из тумана и утреннего молока
В междугорье рождаются облака.
Подтянувшись за холку вершины горбатой,
Выползают
и сушат мохнатые лапы.
И, взмахнув потеплевшим крылом из лазури,
Проплывают над берегом мутной Уссури.
Улетают всё дальше к закатному солнцу,–
Ты увидишь их там, если глянешь в оконце.
1981
И навсегда 24...
Но назначались сроки,
Готовились бои,
Готовились в пророки
Товарищи мои.
Б. Слуцкий «Голос друга».
В пепле веков безлично
Ветры смешают строки
Тех, чей девиз: «Извольте
Родине кожей стать».
Слышите ли, Кульчицкий,
Вправо примите, Коган, -
В вашем строю позвольте
Левофланговым встать.
Я вас прошу, позвольте
Левофланговым встать.
Словно бы знал вас лично:
Снова глотаю строки –
И, по окольной тропке,
Годы уходят вспять.
Слёз не гоня публичных,
Смерти своёй пророки –
Вы заступали в прошлом
На рубежах стоять.
Дело такое, просто –
На рубежах стоять.
Строки в штыки ковали –
Не было в этом позы:
Раз уж такие годы
Выданы вам в аванс.
Вам не дались «овалы»,
Полдень пронзили «грозы»,
И лепестками моды
Время укрыло вас.
Да, шелестела мода
И укрывала вас.
Что же вы не допели
Под пулемётной трелью?
Там, где в сухие травы
Запад роняет стяг…
Дон ли, Десна ли, Мрава
Лижет блиндаж последний?..
В недрах моей шинели
Ваш не остынет шаг.
1980 -2003
В купе брестского поезда
– Велика ль ваша станция, бабушка?
– Полустанок, сынок, полустанок.
– А выходите рано ли, бабушка?
– Спозаранок, сынок, спозаранок.
– Вас встречают, наверное, бабушка?
– Нет, сама доберусь без заминки.
– И к кому же вы едете, бабушка?
– Там – сыночек, родная кровинка.
– И давно не видались вы, бабушка?
Вдруг увязла в морщинах слезинка:
«Под плитою из серого камушка
Сорок лет ждёт меня сиротинка…»
1982-1985
Тучка
Тучка бросилась, простоволосая,
Ветру на плечи перекосые.
Пролила слезу, горемычная,
На леса, на нивы пшеничные.
Только ветру на час не присядется:
То с волнами, то с кряжами рядится.
Тучка шлёпает следом покосами,
Ветру верная, дождиком – босая.
1984
Посвящается мальчишам
Памяти Аркадия Гайдара
Прошу Вас: дайте красного коня.
Пусть хромоножку, пусть в зубах с изъяном,
Пусть только будет красным и упрямым –
Аллюром вспыхнут синие поля…
Прошу Вас, дайте красного коня…
И эскадрон?!..
Ну, инвалидов роту …
Я заражу их яростной заботой,
Что конь – галопом – спящие поля.
Прошу Вас, дайте красного коня…
Ещё прошу Вас: дайте нам рубеж,
На острие, на самой «мёртвой» точке,
Где у врага под мушкой даже кочки –
И мы прорыв затянем, как рубец…
Прошу Вас: дайте красного коня…
1978-1980
Луна в Декадансе
Из цикла «В дымах Серебряного века…»
Ах, эта мутная луна –
По волчьим тропам пелена,
По волчьим тропам и пескам,
По нашим душам и вискам.
По волчьим душам и пескам,
По нашим тропам и вискам
Сплетая свет в седую нить,
На землю снег роняет ниц.
Роняя снег на землю ниц,
Сплетает в сеть седую нить,
Оставив в небе тень чела,
Как рябь за килем у челна.
Рябит за килем у челна,
Разбив о волны тень чела.
И, здесь, в простуженном краю,
Мы только рядышком – в раю.
Но, здесь, в простуженном раю,
Мы даже рядом – на краю,
Пока в окно глядит она,
Уныло-мутная луна…
1985/2002
Оптимизм
Из цикла «В дымах Серебряного века»
Не верю сумрачному духу
И декадансовым духам.
Но вьётся радужною мухой,
Едва присев на кончик слуха,
Едва повеяв по верхам,
Щекочет ноздри лёгким пухом
ПРЕДчувствие:
Благою руной
За тучей свет не меркнет лунный,
И запад вновь проглотит ночь.
И солнце сидром в мир прольётся,
В свой час поднявшись из колодца.
Во мраке сгинувшая прочь,
Душа из пяток отзовётся,
С любовью и тоской вернётся…
И,
чтобы ни вещал мне страх, –
Мир жив.
Как жил на трёх китах…
09.2002
Нирвана
Когда в коленях угнездится кошка
Уютно распевающим клубком,
Дымится кружка, рядом дремлет ложка,
И вечность откликается сверчком,
И мысли благодарны и согреты,
А за окном косит Луна зрачком –
Сама природа ласковым приветом
Лизнёт ладонь шершавым язычком.
01.2003
* * *
Спускается небо на крышу
На крыльях снежинок и птиц.
И словно бубенчики слышу
На взмахе девичьих ресниц.
Флиртует мороз до румянца,
До блеска подтаявших глаз –
Век прошлый, забытые танцы,
Неслаженный школьный романс…
2003
Ла Игера. Последняя легенда
Эрнесто Гевара де ла Серне
Прячется Южный крест
В складках ночного знамени.
К небу возносят блеск
Искры – иуды пламени.
( Бриллиантов А. «Кордильера»)
Че! Погашен костёр
И пропитана ливнем дорога,
Поднимает кондор
Назревающий зной на крыле.
И индейское
красное солнце с порога
Жжёт ладони мозолистой
и заскорузлой земле.
День уже измождён,
Как шаги поредевшей герильи –
Задыхаться рождён:
Может, – астма, а, может, – беда.
Незаметно победа
свернула могучие крылья,
И маячит чертою
последнего боя гряда.
Ты остался один –
Иешуа для Нового Рима.
И взведён карабин,
И прозрела судьба палачей.
Смерть выходит на сцену –
она в этом действии прима.
Выстрел с шагом навстречу –
и вольно надышится Че.
И никчёмен разбор:
Здесь он прав, а вот здесь ошибался,
Как бессмысленен спор
О признанье величия Анд.
А неверно одно:
говорят, Боливар возвращался, –
Че – икона в сердцах…
или идол отчаянных банд.
Незаконченной речи
Меняются место и время.
Освещаются лица:
Божий сын, Боливар или Че, -
Нет, неравное бремя,
но жар справедливости вечен…
Но легенда – крестом
на истёртом до сердца плече…
А Голгофы забитых
И пылью подбитых провинций
Для дороги бессмертья
Обычаю равный маршрут.
Там пылают костры,
отжигая из сумерек лица,
Там пылают костры,
те,
что искры опять предадут…
08.2003
Питеру. Признание
Редакция 2003г.
В городе из «Линий» и каналов,
Из надгробий, арок, тополей,
И закрытых каменных пеналов,
И открытых водяных полей…
Где мосты парят чугунной стаей,
Крылья разминая по ночам;
Где рассвет, в закате прорастая,
Не оставит времени свечам…
В городе с чухонским низким небом
Над болотным гимном комарья,
Где хранят в музеях корки хлеба
С привкусом особым января…
В городе потопов и восстаний,
Где, на вид, поток Невы свинцов;
Где дворцов поболее, чем зданий,
Но развалин больше, чем дворцов…
Где кристаллизованы эпохи,
Трёх веков созвездьями искря;
Где блуждают в подворотнях вздохи
По былым, на «ять», календарям…
В городе, что в европейской маске,
Но по-русски плечи развернул,
Мне вонзили в сердце, по-завязку,
Золотую с Ангелом иглу…
2003
Увертюра (аккорд рождение)
Последний такт набухшей тишины,
Когда вспорхнули пальцы пианиста,
Когда смычок нащупал нерв струны;
Ещё смущён от собственного свиста,
Над пультом дирижёра первый взмах
Торжественнее жестов фараона.
И дуновеньем с крыльев махаона
Ещё не стих последний вздох в рядах.
За «чуть» от громоздящейся ротонды
Крещендо, распирающего дух,
Когда вся сущность перельётся в слух –
Течение песчинок не пригодно.
В последний дюйм оспоренных вершин
Другая плотность миг такой верстала:
Свиданием огнива и кресала,
Урчаньем гор на выдохе лавин.
Решением финальным, как свисток.
Губами, что близки на волосок,
Как жажды миг,
что через миг – глоток.
01.2005
Пустой кувшин с дыханьем ветра
В хоромах грома
На краю краёв,
Где шорох громок
Снеговых роёв
И ветер тесен
От напрасных слов,
Никчёмных песен
И бездарных снов,
Презрев вершины
Утончённых строф,
Поют кувшины
На губах ветров.
И мантрой чистой
Там дудук времён,
А в травах истин –
Шелуха имён…
01.2005
* * *
Бились «белые» и «красные»,
Словно кровью были разные;
За серёдку, за околицу,
И за веру, и за вольницу,
Кто за долю, кто за вотчину…
Кто: «Да будет!»; кто: « Всё кончено…»
И землице, чёрной вдовушке,
Подменили росы кровушкой…
А теперь – ищите правого,
Да без пятнышка кровавого.
04.2005
Ярославны
Она смотрела на закат –
Пылали тучи.
Он снова там, где скрежет лат –
Обычный случай.
Обычный долг: сдержать беду
Иль смежить вежды.
А ей опять пылать в бреду
Слепой надежды.
Блеснёт ли знаком бирюза
Сквозь туч забрало?
Но небо спрятало глаза –
Оно всё знало…
01.2008
Запоздалое...
Из разных точек, грузом «триста»…
Палата окнами в Лов`ать…
А он хрипел, что слишком быстро…
Мол, сбит, а должен был спасать…
А я болтал в компоте ложкой,
Нашёлся только покивать…
К стене прижалась у окошка
Под свежей простынёй кровать…
9.2008
Таинство
Мне ль искать, что истину, что бога…
Вот затеплю тонкую свечу,
Понесу, куда ведёт дорога,
С багажом, назначенным плечу.
Шелест облетающей гордыни
Вниз, под корни, будто бы я клён,
Что с обрыва ветками слепыми
Силится ощупать небосклон:
Там, где к алтарю придёт дорога,
К образам нетраченных святынь,
Где вопросы зябнут за порогом,
А ответы – рослая полынь.
Что ж искать, что истину, что бога –
Их не разместить душой одной,
Разве искрой, крохой малой, слогом,
Брызгами над рухнувшей волной…
. . . . . . . . . . . .
Утро будет тихим и урочным.
Бережно, как редкостный кристалл,
Подниму с листа четыре строчки,
Что в ночи мне кто-то диктовал…
1-5.2009
Трибуну
Посвящение В.П.
День выеден.
Распахнуто окно.
Улиткой липкой заползает вечер.
Черновиком, зарытым под сукно,
Ждёшь миг, когда в зените вспыхнут свечи.
Как будто
он
изменит
ход времён:
Вот-вот – и ты витаешь на орбите,
Не в муках старта, а уже в зените,
И целишься примерить Орион.
Вот-вот – и толпы суетных племён,
Бросая пропылённые кибитки,
Без бичеванья и призывных свитков
В Орду собьются, в цвет одних знамён…
И гребни волн достанут небосклон…
* * *
Но гаснет небо, розовея дном.
С востока в город катит гулкий топот,
Неотвратимей, чем цунами рокот –
И хлопоты ордой владеют днём:
Расставить свечи,
Выбить шёлк знамён,
Бич перевить
И снова свиток править,
Да так,
чтобы Последний из племён
От крыльев беркута в себе нащупал память,
Желая небосклон отбить у волн,
Под пастбища наметив Орион…
* * *
Век выеден, и влажен небосклон.
А под сукном потомки что-то ищут:
Не то шелка обветренных знамён,
Не то строку в клочке бумажки писчей.
08.2009
Ясность
Не ищи в глазах моих пророчества:
Муза там…
Недорого возьмёт…
Неизбывны – смерть да одиночество;
Остальное – радужный налёт.
Не читай в ладони:
что ж там пройдено? –
Я ни в чём не дам тебе зарок.
Мне даны навеки Мать и Родина;
Прочее –
в прокат, на краткий срок…
09.2009
Космос Бёрнса
Огрызок Луны закатился за тучу,
Которая
чёрною дыбится кручей,
Которая
мнится подножием звёзд,
Которые
влажными искрами слёз,
Которые
в полночь роняют ресницы,
Того, кто
Миры воздвигает десницей,
Которая
правит движеньем светил,
Что тихо
сочатся потоками сил,
Которые
будят для жизни планеты
И пишут
мазками багрянца рассветы,
В которых
расплавятся странные сны,
В которых
за тучей – огрызок Луны…
10.2009
Сюита портового утра
Если чёрная ночь на пороге
Или камнем на душу рассвет,–
Выхожу по разбитой дороге
На причалы усталых побед.
Там, за пирсом, где бранью чугунной
Прогремит быстротечная цепь,
Где швартовы капеллою струнной,
Ксилофоном – древесная крепь,
Где танцуют отважные крачки,
Тенорок проверяет буксир,
И тромбонами трубы, а мачты
В пальцах бриза – подобием лир.
Где русалочьим всхлипом у донца
Шлюпки с волнами вторят куплет –
Там оранжевым парусом солнце
В этот час завершит «кругосвет».
08.2009
* * *
…И:
гладким сахаром – плечо,
Пуховым пледом – полудрёма.
А месяц, таящий свечой,
Стекает тюлем в окна дома.
И этот утолённый порт
Который век зовётся «НЕГА»…
Объятья наши словно плот
Над бездной океанов снега…
05.2011
О светлом и тёмном
Серебристые мошки снега
Бьются роем в ночной фонарь.
Усмиряю потоки сленга –
Допускаю в себя январь.
В кристаллической сетке мозга:
Преломленье земных осей
И звенят, разгибаясь розгой,
Завитушки «кассиопей».
Уходить никогда не поздно,
И тропа – каждый миг видна:
Если скажешь об этом звёздам –
Звёзды выпьют тебя до дна…
10.2012
Пересечение (18+)
Н.Л.
Обвилась, как над пропастью повисла.
Ужалила голодною тоской.
Кончался день, качался коромыслом,
Луна пробралась в комнату босой.
Без поисков прозрения и смысла
Толкались каждой клеткой на постой.
Рассвет бледнел, качалось коромысло.
Мы брали форт, захваченный тоской.
05.2013
Посвящение Н.Рубцову
Пусть будет полночь, и укус гюрзы
В открытую подмышку,
Слева,
В мякоть…
И брызнут искры спелой бирюзы,
Как будто в горницу звезда зашла поплакать.
Ну, вот и всё…
Не удержал строку,
Которая на вспышке подгорела.
Но спрячусь в ней, – ладошка под щеку, –
Загадкою, свободною от тела…
07.2013
Материал подготовлен для международного портала современного искусства Artpersona.org
|
