Пришлая

В разросшемся кусте крушины
Он знал давно надёжный схрон:
Проедет конный ли, машина –
Заметит с четырёх сторон.

Отсюда, словно на экране,
Передвиженье наблюдал,
Но в этот час, не слишком ранний,
Избёнку с краю изучал.

В том доме – явка их отряда;
Хозяйка – женщина в годах –
Им добывала то, что надо,
И ведь у фрицев на глазах!

Уборщицей в комендатуре
Служила честно целый год –
И в голову не шло немчуре,
Кто все их планы выдаёт!

Откуда старой поломойке
Немецкий так блестяще знать,
Чтобы понять нюансов тонкость
И слово в слово передать?

Они её не замечали,
Шумели, спорили при ней
И свои карты оставляли,
Не запирая и дверей…

Она скромна и аккуратна,
На стол не кинет даже взгляд,
Но все их точки регулярно
Громил «разбойничий» отряд!

И вот сейчас у той избёнки
Фашисты строили помост
И топоры стучали звонко,
Вбит столб с верёвкою внахлёст.

Повесили…. Но её имя
В деревне не узнал никто:
Глазами вниз ходила мимо
И прятала своё лицо.

Недавно – года два минуло –
Убогой беженкой пришла,
С тех пор молчит, молчит угрюмо,
И ни нарядна, ни светла,

А как-то вовсе незаметна
И – непривычно – без семьи,
Ровна со всеми неизменно.
Нет униженья. Нет любви…

Вот эта скромная тихоня,
В платке, надвинутом на лоб,
Несла смиренно свою долю,
Сжимаясь вся до самых стоп

При взгляде, вроде и не злобном;
При резком окрике она
Вся замирала так покорно,
Что и вздохнуть-то не могла…

Разнюхали её обман:
Она с рожденья – немка Бруна,
Но для суровых партизан
Была добрейшей тётей Груней…