II
Небесная синь расстилалась над ветхой беседкой, И жаром полуденным землю сжигало Светило, Я чай разливал по пиалам под сакуры веткой И всё мне казалось в природе знакомо и мило.
Был день этот длинным и всё же безудержно сладким, Как терпкая влага в пиале небесной царицы. И даже шершавое было отчаянно гладким, И кротость горела в очах вавилонской блудницы;
А в капище Дыя засиженный мухами идол Томленья исполненный весь приуныл древоликий; И после молчания долгого всё-таки выдал – Не то промычал, или может быть, выкрикнул крики.
Сказал он Герою, подобному ясному Солнцу, Подобный же сам Геркулесовым медным колоннам: «Судьба не подвластна ни турку, ни даже японцу – Любезный Герой, не суди этот мир по шаблонам»…
«О, идол добрейший! И верно – Дельфийский Оракул В подмётки Тебе не годится, о, мудровещатель!» Промолвил Герой наш и будто беззвучно заплакал, Единый не видя в беседе такой знаменатель.
|