Телефонный звонок бесцеремонно вторгается в тишину. Она вздрагивает от неожиданности, берёт трубку. - Алло? - Здравствуйте. – На другом конце трубки простуженный мужской голос, - мне нужна Марина. - Я Вас слушаю. - Вы – Марина? – Удивляется голос и заходится в судорожном кашле. - Да, а Вас это смущает? Прокашлявшись: - Нисколько. Длинная пауза. Затем (ещё более хрипло): - Я… Я Вас люблю. Она впадает в ступор, машинально задаёт неуместный вопрос: - Зачем? - Не знаю. – Вздыхает голос. – Так вышло. Она лихорадочно перебирает в голове всех мужчин в её окружении и приходит к выводу, что окружение ими не очень-то богато. Но всё-таки есть два кандидата, причём оба с работы. Первый – овдовевший в прошлом году завхоз Пётр Петрович Тарасюк. Или просто Петро. Второй – физрук (и по совместительству – любимчик всего школьного женского коллектива) Евгений Колокольцев. Или ласково – Жека. Петро, конечно, надёжный и хозяйственный, но ему уже пятьдесят семь и к тому же он лыс, как бильярдный шар. Кроме того, от Петра всегда разит чесноком. Жека, хоть и безнадёжно женат плюс жуткий бабник, но в свои тридцать пять чертовски привлекателен. И пахнет «Chanel Allure Sport», на который ему всем женским коллективом скидывались к двадцать третьему февраля. Петру, кстати, к мужскому празднику тоже «Allure» подарили, но всё-равно от него разит чесноком. Итак, Петро или Жека? По голосу не понять – слишком сиплый, видимо бедолага сильно простудился. Простыл, по всей видимости, Жека, он всё время на улице торчит: проводит с ребятнёй на школьном стадионе физкультурные занятия. Причём, в любую погоду в одном спортивном костюме. Петро, в отличие от Жеки, и простужаться- то негде. Прячется весь день в своей подсобке, в меховом жилете и с включенным обогревателем. К тому же Петро надёжно защищён от всякой заразы. Чесноком. Так Жека или Петро?.. По всей видимости, Жека. Жека – он по натуре своей - бабник. Ни одну юбку не пропустит. Вон как на восьмое марта наплясывал с сотрудницами школы! И каждую умудрился комплиментами осыпать (включая семидесятилетнюю уборщицу Люсю)… И потом, зачем Петру любовь? Ему уже пятьдесят семь, и его ничего, кроме огорода, не волнует. Волнует лишь одно – вырастет ли в этом году чеснок, который он посадил как-то не так, как планировал. Значит, Жека… Ах, кобель! Опять интрижку затевает! Бедная жена! Хотя, почему сразу интрижку? Может, это и вправду любовь? И почему сразу жена – бедная? Может, это сам Жека бедный! Может, Жекина жена – невыносимая грымза, а их семейная жизнь - хуже горькой редьки?! Может, терпение у человека кончилось? Всякое ведь бывает… Но почему я? В школе полно хорошеньких учительниц, к тому же намного моложе… Хотя, почему не Я? Чем я хуже? У меня и опыта больше (и педагогического в том числе!) И по возрасту я – самая ягодка. Недаром народная пословица гласит: «Сорок пять – баба ягодка опять». Вот как раз и созрела – для Жеки. Или он до меня дозрел. Впрочем, какая разница… Главное, мы подходим друг другу, и вполне можем образовать новую ячейку общества… - Эй! – Бесцеремонно обрывают её мысли на том конце провода. – Вы чего молчите? - Ммм… Я согласна. Голос давится – то ли от нового приступа кашля, то ли от Марининой решительности. - На что? - На всё. Главное, своей жене надо как-нибудь помягче сказать, что, мол, так и так… - Вы хотите сказать, что… жена… у Вас…? – Голос срывается на сип. - Вы в своём уме?! – Фыркает она. – Как Вы себе это представляете? - Ну не знаю… Сейчас свободные нравы… Может Вы от тоски? - Даже от самой большой тоски я бы никогда не пригласила Вашу жену к себе в гости! Я что, с дуба упала?! В трубке воцаряется напряженная тишина. Затем (с сомнением в голосе): - А вы точно – Марина? - Да. А что Вас смущает? - Это проспект Циолковского, дом десять? – Не сдаётся голос. - Да, это десятый дом на Циолковского… Так в чём дело? - Дело в том, что у меня нет никакой жены. Вы меня с кем-то путаете! - Вы – Жека? – Спрашивает она в лоб. - Ну… вообще меня мало кто так называет… В основном, меня просто называют Женей… Или, на худой конец, Женьком. - Жека, хватит притворяться и врать, - обрывает она, - в нашей школе тебя все называют Жекой! И прекрати мне уже выкать! - Вы-то… Ты-то откуда знаешь?! – Возмущается он. - Оттуда! Да тебя все наши училки так называют, за которыми ты влачишься! - Вы… Ты обалдела? – Голос срывается на фальцет и снова долго кашляет. – Зачем бы это я стал за этими старыми вешалками влачиться? Губить свою молодость!... - Это я – старая вешалка? – Взрывается Марина. – Ну знаешь что… Не желаю с тобой больше иметь ничего общего! В конце концов, не для тебя мама ягодку растила… В трубке снова затихает. Слышно долгое сопение, затем робко: - Вы – Марина? - Да, чёрт возьми, я – Марина! Марина Ивановна Сорокина, учительница биологии в школе номер семнадцать! И это – проспект Циолковского, дом десять, квартира двадцать три! А мой телефон – 2-18-57-30! И ты, Жека, отлично это знаешь! - Простите… Вы сказали… 57-30? - Да, именно! - Блин… а у меня записано 67-30… Вот попал. Извините, Марина Ивановна, значит, это я не Вас люблю… - Почему? – Невпопад спрашивает она. - Не знаю, - вздыхает голос, - так вышло. И торопливо кладёт трубку.
Февраль 2012
|