Растёкся смолью мёртвый иней,
Покрыло солнце небом вязким,
И день, с оттенком мокрой глины,
Ласкает строгое пространство.
Шагрень дорог ложится в строчки,
Столбы, как знаки препиранья,
В их тишине – поэма ночи,
В них веста час исповедальный.
В кровь и вино молитвослова
Закат роняет свои реки,
Так мягко, нежно – что до боли,
Так ненадёжно – что вовеки.
Бледнеет воздух между кистей
Нагих ветвей; болотной тиной
Плывут приметы, знаки, числа,
И голой груши паутина.
Рябые лужи топчет ветер,
Срывает шапки вьюгой вешней,
И день, прутком стального света,
Перебирает головешки.
Портьеру вздёрнет воздух плотский,
Душа развеется, украдкой;
Подбросят чувства в небо кости,
Дыша азартом вешних парков.
И на костях шестого чувства,
Скользнув по сердцу, неба гладь,
Так близко – что не дотянуться,
Так далеко – рукой подать.
|
