Паломничество в Дрезден.
Пронзает взгляд – как отдалённый ветер
с вечерней плёнки моря –
царица неба в человеческом обличьи,
стоящая на пыли облаков,
босая, в сонме ангельского хора,
заполнившего неба полотно,
в естественной близи и неприступно,
благоговейно, нежно, и подобно
поэзии, будто сама душа
и родниковое дыханье живописца,
будто сама его печаль в её лице,
держащая младенца, как крестьянка,
в плаще из голубиной, мягкой ткани,
объявшая глубокое пространство,
как вещий воздух,
царица неба, свет предгрозовой,
свеченье таинства и беспокойство розы…
Паломничество в Дрезден.
В тяжёлых, золочёных складках
одежд святого Сикста,
старика-волхва –
тень преклоненья;
безропотность в глазах святой Варвары –
взгляд, отведённый в пустоту тумана;
волненья призрак в изумрудах драпировок;
и буря в отражении лица
младенца на груди Марии, там,
теченье светлой боли –
непостижимость, радость и единство,
как благородство льда, как солнце ночи.
Паломничество в Дрезден.
Она несёт навстречу людям сына,
зари святую кровь,
и одиночества благую весть,
и где-то здесь, внутри, уже глаза
от слёз свежи,
так горько рвутся струны
под нежностью, тревогой и бессильем,
так сиротливо движется кортеж,
на скорбь и жертвенность
в прозрачно-лучезарном,
клубящимся виденье чистой бездны,
в холодных отголосках лиры мира –
нет, это не для глаз, лишь для души,
для раненого сердца;
сомкнётся тишина; словам, одно – грешить,
ведь что слова – эфирный прах и пыль
от облаков в босых ногах Марии.
|
