Я в объятьях сейчас легендарной Земли
и под небом Иерусалима.
Но тревожной душой я отсюда вдали,
я лечу над тобой, Украина, –
над страной породнённых со мною людей;
над полями бесхозных совхозов;
над чернобыльской раной семи областей –
результатом идейных циррозов;
над зелёными водами чудо-Днепра;
над коростою шахт и карьеров,
где частушкой пропелась, как будто вчера,
и моя трудовая карьера;
где с друзьями прошёл я немало дорог,
вместе знали печали и радость,
жили без осознанья, что край наш – острог
и что наша идейность – ограда,
та, которой был мир отгорожен от нас,
за какую себя не пускали.
Но страдает душа не об этом сейчас,
не об этом и боль, и печали.
Цепенею от мук, что помочь не могу
исстрадавшимся в путах безверья,
тем, кого постоянно в себе берегу,
но которых на части рвут звери,
постсоветской эпохой взращённые псы,
самостийности дикие дети,
в мозг вдолбившие, что их вскормили отцы
на кроваво-идейной диете,
и поэтому можно по-волчьи вести,
стариков, как ягнят, обижая.
Кто поможет им, Господи, честь соблюсти,
злые помыслы их отражая.
Я душой над тобой, Украина, лечу.
Вижу новь, но и вижу страданья.
Что есть мочи, тебе пожеланья кричу,
исполнения их как мессии хочу:
«Да придут к тебе благодеянья!»
|
