Отверзнув уши, сново слышу – Ты... Тогда, по воле родственного клана, Не возвращаясь в прежние мечты, Закрыл главу последнего романа.
Вокруг шумы железных мокрых крыш. В неистовстве свечений ярких молний, Дрожу от страха, словно кроха мышь, В кошачьей радости весенних какофоний.
Чего страшусь, ведь далеко не трус. Судьбою, что меня связала с Русью, На грани бытия, в смертельной грусти, По-дурости своей, еще горжусь.
И с ней веду последний разговор Ни бабьи сплетни, ни родни укор, Не мучат сердце, все в огне сгорело. И лишь любовь, сжимая сталью тело, Произвела последний выстрел в душу... Свободен я. Теперь уже не трушу.
Мое наследие в неправедных делах, Отмечено: аккордом звучной лиры, Присутствием в непрожитых годах, Любви безрадостной и донельзя строптивой.
Мои потомки на глазах людских Откроют тайну радостных стремлений: Благословение исполненных молитв, В присутствии небесного знаменья.
Но мне уже давно неитересно: Кто будет править, иль резцом ваять. По площади пройдет в блаженстве крестном, Иль ночью заберется, словно тать, В раскрашенную призраком Гогена, Квартиру от потомков короля. Воспетую по прихоти гарема, Таким же как и я, неумным хреном. Там невостребованные ныне трюфеля, Ждут участи - съедению собакам. А где-то нехватает молока, Старухе хворой, во второй палате, И это зло на долгие века.
|