Из первозданной тьмы души я выполз, заново рожденный. Я слышал во сне псалмы ассирийских царей и аккадские заклинания, малайские заговоры и воскурения орфических гимнов Эллады – так прозревала душа ночи. И если бы я вернулся в прошлое, то, встретив себя, ещё совсем юного, я бы сказал себе – ты, и так, всё знаешь. Я проснулся, очищенный огненной влагой зари, оделся, вышел из дома, погружаясь в изумрудно-прозрачную, молчаливую воду утренней океанической отмели, сел в свой автобус, и поехал к серебристо-туманной элегии скользкого горизонта, чтобы никогда не останавливаться. Я смотрел в задымленные фрески душных окон, на мультипликацию придорожных губ, стрекочущих скороговорками первых прохожих, гарево-доменной плёнкой травы, обугленной кожей деревьев и думал – им же больно, этим липам, безжалостно вырезанным вдоль обочин; и их боль – была моей болью, открытой раной земли в шафрановых залпах июньского солнца, моей, душистой от слёз, дождливо-лиственной тенью, моим драгоценным даром кроваво-жёлтого солнцестояния, всепрощения…
|