О чём грустишь, мой старый недруг, Мой оппонент и критик ярый? – Быть может, понял ты, что ветру Плевать на громкий вопль гагары…
Борей познал и не такое… По вечерам, в портовых доках, Бродягу часто беспокоил Толпы людской глумливый рокот.
Пугала Нота канонадой, Мортира где-то под Смоленском, И виртуозною руладой Смущал со сцены толстый Ленский.
Бил в Эвра страж из катапульты, – Разрушил, глупый, стены храма, И заключить пытался скульптор Порыв Зефира в белый мрамор…
Но дуют ветры, как и прежде, Под птичий гомон и проклятья. Назло учёнейшим невеждам, Сестрицы-звёзды светят братьям.
P.S. «И было у старика Астрея четыре сына – Борей, Нот, Зефир и Эвр, и дочки-звёзды, коих сосчитать никто никогда и не пытался, даже их мать Эос. К тому же, как сосчитать? Сегодня звёздочка сияет, а завтра и нет её. Но пришел Кант Иммануил, и посмотрел на небо, и пустил на все четыре ветра свои, да и наши, иллюзии с заблуждениями, ну, и обрёл моральный закон в себе…».
|