Катится строчка за строчкой. Ждет читатель,
Дышит в спину, нетерпеливо ворчит,
Брызжет слюной, вырывает лист, некстати
Всхлипывает, скулит без всяких причин.
Листы, затопив словами, в темной обложке,
Бутылочной их швыряю чИтарю в пасть.
Он жадно глотает бестселлер – снов окрошку,
Восторженно мне рукоплещет. Громко, всласть
Он ревет всю ночь. Я поклоннику шлю поклоны,
За внимание благодарю его впотьмах.
Он протягивает ко мне с шумом руки-волны,
Умоляет меня,- он жаждет еще письма...
Пятница. Смуглый, косматый, нагло скалясь,
Приперся в пещеру критик, - меня терзать.
Эхом размазывал он меня по скалам,
Словом травил, так ядом жалит гюрза.
Он утверждал, что я - графоман пропащий,-
застряв на острове, крабам, китам пишу.
С таким же успехом можно карябать в ящик,
Или сыграть в него под вечерний шум.
«Ах ты, змеюка!» - и за тесак схватившись,
Критику я преподал экспресс-урок,
Отомстил с лихвой за письма, романы и вирши.
Но что за... Резко боль пробуравила бок.
Пятница сгинул, пропал в багряной дымке.
Я вслед за ним исчезал. И свет – слабел.
«Я - не Пятница!» - некто вдруг крикнул дико.
«Браво!» - рукоплескал океан... себе.
|
