Я здесь как бы и чтобы не было
в путанице ведических
тамбуров,
И
лунная улица в день, когда
я уйду –
– станет полная от
листьев коки
и осколок горного хрусталя
станет морщинкой
моей расстегнутой рубахи.
в день, когда живучее
добро, как томная походка
калеки-проститутки
расплющится комьями глины и
встану я
под ружье,
иль револьвер– тревожности ради, радиЗвезд неразлучных,
ради поэзии Сесара Вальехо,
ради крох для нищих
ртов, и дожди, как
дорожные черви,
завизжат трагическим кашлем
по дорогам и
пойму я, как же
ненавижу тебя, ненавижу
с нежностью мой трансцендентный
город, и
бронхи мои, отточенные от
воздуха твоего,
станут оковами моего крика
в ночи, и я покорный
без голоса ярости выпью
за свою животную усталость,
за власть над моими
кулаками,
за блистательную
собачью судьбу,
за слезы, что пролил я
на чертовых потаскух
И на заплаты публичной чести;
– Я покажу свои ладони и
Все подножья пальцев, –
– их десять, – и все они
Жертвы отпущения;
Есть бой без победивших и
Разбитых, и зовется он
Мукой убогой, и
Раны не
Похожи на
Бабочек, порхающих
В крови, и прекрасных.
Мой город, издалека, чем дальше,
Тем яснее, и раскрашенных
Костей твоих серый рисунок,
Как орнамент блеска
Моих 49 лохмотьев, сшитых
На заказ
Из
Мертвенно-белых простынь.
… И я проснусь,
Я уверен,
– проснусь и в путь, и
Позвонки мои,
Как лепестки лотоса
Захрустят в раскрытии
Напоследок и
Взорвутся пиротехникой
Любви
И
Самообладания,
И
Заполнят мои глаза все станы,
И бедра Клошара – Мтквари
Затопят бедность
Одиноких
И богатство праздных, и
Невесомый дух мой,
Как
Плод Рождественской Магии
Вышьет узоры вспугнутых
Расстояний,
И
Детские елки
Всех теней
Опустят
Побитые крылья.
Я знаю все о своей
Смерти, но я не
Знаю ее лица и способ
Ее появления, и
Пока я
Не расстался
С вами –
– давайте простимся.
|
