Сердце полно отрадой: гляжу я на твой портрет, и вспомнил девчонку Аду с фамилией странной – Баретт.
Мне было тогда семнадцать, к вниманию я привык, приятно умел целоваться и вольным мой был язык.
Но у неё острее, изящнее был язычок. И тот, кого Ада отбреет, выглядел как дурачок.
Хоть был я в себе уверен, но шёл я не на абордаж. Сквозь настежь открытые двери вошёл я на первый этаж, где жили в отдельной квартире самые эти Баретт.
Тогда мне казалось, что в мире единственный я лишь поэт.
Я сочинил серенаду и – фантазёр! – ей нёс. Но… насмешил лишь Аду опусом я до слёз.
Рассчитывал я на ласку, с надеждою шёл я к ней. Но потерпел фиаско, первое в жизни моей.
Сколько их было позже! – даже считать не резон. Но вижу я, жизнь итожа, это как чудный сон.
|