Ты почувствовала моё желание, я почувствовал – твое смущение. Я спел: люби меня до последней капли росы, на веере ресниц неверного утра; до последней унции золота во взгляде благоуханного среднелетнего полдня; до последней частицы растаявшего медного мёда на ладонях тепла; до полной пустоты слов о нас, как о разнице в этой вселенной дождя. В крабовидной туманности снов раскачивалась бригантина холода – под одним одеялом из, режущей глаз, белизны февраля, запечатли на кончиках пальцев, что любовь – больше ненависти, инстинкта самосохранения и одиночества; посмотри на меня так, чтобы я поверил, не выжидая, не выжимая до корки сознания краткосрочные смыслы, не обжигая губы ложью во благо чего-то ещё. Я спел, ты спала, в спальне горел свет, растворяясь золой молчания в пространстве глухих стен – перемирие, на один глоток воздуха, с девочкой, читающей книжки чужого опыта, но, не знающей, собственной прописи сердца, с девочкой, не жалеющей свои нервы, обнимая дрожью воздух воспоминаний. У неё ещё всё впереди, и всё уже было, со мной, или без меня. Смотри, не проспи свое ”позавчера”, девочка, доведённая до любви отчаяньем, печальная незабудка в скрижалях горькой травы; и помни – что всё, имеет своё ничто, когда научишься принимать красоту греха с человечьим лицом.
|