Свет - это вздох пробужденья, росток
В расслоении бездны и сложного,
Это луч через дрожь и нажатый курок
К обретению веры без ложного.
Свет - это ты ослепила меня
По неотложности времени.
Свет - это ты, что дала мне огня
В беспардонное, в неумеренное.
Притязания страстного в стонах сорвем,
Обездолим друг в друге отчаянье...
Чтобы утро за ночью восточить огнем,
Чтобы в утро и в жизнь неприкаянно.
А когда я тебя призову за закат
На безудержность веры в растерянность,
Ты поймешь, что я грешен, свободен и свят,
И по мне - твоя склонность в изнеженность.
И за это застелен победный наш стяг
Под распущенность двух одиночеств,
И за это узнаешь: душою я наг
Для рассветов, любви и пророчеств.
Солнечного диска
Мне не доставало,
Когда к ночи близко
Зрение пропало.
Я не видел очи
Ласково-большие.
Кто придумал ночи
Беспросветно-злые?
Мне б тебя запомнить
Каждою секундой,
Каждой мелкой точечкой...
Стану в том занудой.
И когда потянутся
За мной часы разлуки
Как из душной памяти
Вырвать эти муки,
Этой мерной ночи
Бездомные пророчества,
На которых нет твоих
Ни имени, ни отчества?
Стану я уже один
На двадцатилетие.
И меж нами обух-клин
Не распашешь плетями.
Беспросветней и темней
Будут следом ночи.
Что ж вы сделали со мной
Пагубные очи?
История в горячке
в издерганную зыбь.
Как будто крайность в спячке,
как будто жаром в сыпь…
А я – горыныч старый
живу как перс в спеси,
ищу для крова пару
по свету - по Руси.
Пусть в прошлом я и гордый
блистал, огнем горя,
убожеству в угоду…
чтоб только понял – зря
раскроются печали
в такой кромешной мгле…
на голову из стали
с затычкой на мечте.
Восточные метели кружАт
на тайном зря.
Но верится, что в небе
откроется заря
и будет море синим
закутано в туман.
Мы истину просили!
Как жаль, что все – обман…
Ах, еще одна печаль
в сердце, как весна без дела.
Мне себя немного жаль:
что ж ты, милая, несмела?
Или я не для тепла
ту весну всем птицам пропил?
Чтоб, как кровь, капель стекла,
чтоб сказали: - Баста! Допил…
А ведь я всего лишь грех
отрицая, забываю.
В праздной сути голь и блеф,
в главной - прожил и не знаю:
ни тебя, ни той весны,
что бушует где-то вольно.
Только всем собой лишь в сны,
только - в слякотно и больно…
ВрЕзалось в память: стужа, мятежность
На службе эмоций, у сна на краю,
Отрава зимы - святая заснеженность,
И тихо, чуть слышно накатом: "- Люблю..."
И надо бы света в мечты и страдания -
Бенгальской свечою пургу запалить,
Себя убедить на искру и метания
И душу, и сердце без страха излить!
Но я, как изменник себе и пороше,
Страдал огорошенно, время кляня,
Хоть слезы твои стекали горошинами,
Шептал лишь: "- Все поздно... все... поздно... и зря..."
А мне ж не хотелось истошности злой.
Была просто зима... у тебя был другой...
Ты ж с ним не можешь быть собой
А значит он – ненастоящий.
Ну что ж, копай за слоем слой
И складывай в бездонный ящик
Всех, якобы своих друзей…
О, как я зол! И как безбашен!
Я падаю. Весны налей.
Я без весны и гол, и страшен
Как та бессмысленная тень,
Что призраком зовется.
Все продано в грядущий день.
Все продано. Все рвется:
Мечты, печаль и судный день -
Из пепла в дым и на свободу!
В душе иссохло все. Мне ж лень
Заканчивать в себе природу.
На чем без стыда обретаюсь?
О низость споткнулся и в грязь...
Отвергнутый ею, печалюсь
И множу в душе своей мразь?
Ведь странно так: глупо, бездарно
Пирую в агонии чувств,
В нассоренной крамоле пАрной
Из холодеющих уст.
Как странник за утром, за тайной
Сплетаю в одно свою жизнь.
И в том лишь печаль коротаю,
И в том лишь с собою: -Борись!
Ведь есть же на море отливы,
От праха - поутру заря.
И, если мечты еще живы,
То все, что пропало, не зря!
На сломе иду обновленный
И знаю: отпраздную вновь
Без крамолы парной нассоренной
Великую тайну ЛЮБОВЬ.
Я прятал себя под эстетство,
Расстраивал грусть как струну,
Натравливал время на детство,
А сам… У порока в плену
Как зверь под призором метался.
И только молил об одном:
Чтоб все не напрасно – узнался б
Я в ней, как разбуженный гром,
В горячную тайнопись жизни.
Туда, где судьбу навлечет
Мне сладость с оскоминой вишни,
С ошибками наперечет.
Вышло так – расстройство такта.
Гром и вдребезги закат.
Буйство тайны без антракта
выпьют в страхе стар и млад.
Надоело солнцу с небом
знаться в сломной вышине.
Пошатнулись власть и вера,
стонут искрами в огне.
Я ж, безумец, благодарен,
что восстали на меня.
Хоть бессовестен, вульгарен,
все же ставленник огня.
Пусть за мной мосты сжигают,
и так черен дымный след,
какофонии играют
гром и ветры, срам и блеф…
Я заказывал все это,
в сонном тишину браня:
безрассудства – для поэта,
страсть – для ночи, свет - для дня…
Чтобы в истине святая
Бездна плавилась в огне,
ложь, неискренность сметая,
обозначилась в весне.
Чтобы утро – в солнце с небом,
в беззакатную зарю.
Чтоб узнать ее и верить
беззаботному: «люблю»
Я ждал ее тягостно долго,
Просаженность веры кляня,
В разгул обретения бога
Сошел по распутью огня.
Сошел и невольно отпрянул
От боли, от тьмы, от пурги.
Как в перекрестьях был – грянул
Гром первой и главной тоски.
По крошеву бражного блуда
Рассыпался жизни песок.
И было собрался. Не буду.
От крайности пулю в висок.
Но буду в любовь и стихами,
О ней все молитвы творить,
Чтоб вышло все крайнее с нами.
И говорить, говорить…
Все высказать жадные боли,
Что тлеют в душе у меня,
И выжить остатками воли,
И кануть в распевах огня.
Забыться в рассветно-заветном
Каре легиона любви,
Песчинкой, почти незаметной,
Сахарой горячей крови.
И нежиться, прАвдиться в сказке
О берег бескрайней глуши,
Обряденным в избранной ласке
На выбеленном из души.
Я падаю в тебя и зависаю
Над тризной неиспытанных мгновений.
Растрачивая грезы, угасаю
На бунте слов, в бреду сомнений.
Отслаиваясь скальною породой
От цельности земного мирозданья,
За вызов глаз цепляюсь без разбору
И знаю лишь одно свое призвание:
Любить.
Благословенен этот мир:
В полоске утра – призрак счастья.
Я для тебя – поэт-кумир,
Меня ты просишь дна и власти
В безмерной тайной глубине
Небесных призрачных просторов.
И истина за все в вине
Пикантно скроенных укоров
Самой себе, самой себе…
Ну что ты, милая, страдаешь,
Клянешь, что сожжено в судьбе?
Или, печальная, не знаешь:
Мое все втуне о тебе.
Ведь я душой из страшной сечи,
Из битвы битв за небеса.
Другим – давно погасли свечи.
А мой огонь – твои глаза,
Что душу гложут обжигая.
И столько тайн в них,
Cтолько света… Знаю:
Я словом с ними сник.
Да как же быть мне без тоски,
Когда в одном с тобой я маюсь,
И будто пулей сквозь виски,
Пижонским безрассудством каюсь?
Да как же быть мне без вина,
Когда судьбу тобой лишь мерю,
Когда за мной одна вина:
В тебя без дна и верю, и не верю?
|
