I Господи, Господи, Ведь бесполезно вынашивать планы, когда эти планы чужие. Острые кости Режут, как стекла, кожу – беги, беги – но так хрупко, такие Ломкие в ломках без права на правду. Исповедь исподволь длится годами, проповедь водит по кругу, Радуя радугой Черно-белой. Мы, кажется, стали ближе друг другу, Когда небо упало на голову прахом рассвета, Но в знаках непостоянства – судьба. Не мешай мне молчать, если хочешь поговорить об этом. Крик про себя Аукнется громче в том мире, где каждый получит Свой крест и печать гранитной плиты. Не мешай мне озвучивать Землю сырую, дождь и цветы Под ногами прохожих волхвов. Если хватит любви, Я вернусь, и еще раз сыграю водой ключевой Увертюру разлучного утра.
II Небо, цвета кожи третьей стадии алкоголизма, Пейзаж, вдохновляющий На самоубийство кисть экспрессиониста (непередаваемо), Всеобъясняюще Краткий взгляд зимнего солнца – Предположительно, Об это грустит старый подсвечник, Подводя сажей глаза, Обескровленным ветром Разведенные На слезы, словно ленточки В промокашке волос. Предметная лирика, Усугубленная позой, Фразой о собственной бесполезной выходке За пределы слов. Нехватку воздуха Компенсирует лень И спиртные напитки – Внутривенно.
III Мы спим, сжимая сердца прописи, Мы в снах друг друга видим молодыми, до Адама. Сок выжитой луны и тени на обоях, Там Босх и поздний Гойя, там играет Бах. Мы переводим древних рукописей ночь, Мы опускаемся до жанра мелодрамы. Сок прожитой весны и пепельные зори, Там эпатаж Дали и первобытный страх. Мы опускаем предысторию и время, Мы отпускаем свет размытой панорамы. Сок высохшей лозы глаза судьбы наполнит, Там будет тишины последний шанс.
|