Давай, дочушка, посидим вдвоём, калиновой наливки посмакуем. Готовила нам бабушка её той осенью... Жива была... Ведь всуе Нам недосуг к истокам обратить сердца и души. Всё в галоп да рысью... Но между кроной и корнями – нить любви и веры не истёрлась жизнью.
Теперь мы порознь. Бабушка ушла, лета для Леты подошли, но воды Следы не смыли. Нету им числа. У нас же – поросль! Круговерть природы. Смотрю на фото. Трепет не унять. Её науку снова слышит ухо О том, как различать: где благодать; где прохиндей идей наплёл, чтоб втюхать. Замаливала наши все грехи. Свою нам повторяла прибаутку: - "Пускай ни зги - не ведают мозги, не петь рассудку под чужую дудку!" В глазах её сияла бирюза, когда псалом звучал высокой нотой. Да становясь за нас под образа - свой образ не писала позолотой.
Ещё фуфайка сохраняет дух такой родной, такой неповторимый... Так хочется к её груди как пух - на миг прильнуть... Жаль, смерть неумолима.
А помнишь, как мы с нею на заре в лесок бежали, похватав кошёлки?! А помнишь, летом ночи во дворе?! Она же наблюдала втихомолку, Подсматривала в щёлочку меж штор, - чтоб детку нашу обижать не смели... А если шаг ступила за забор – она шла следом до желанной цели - Шпионила... О, как сердились мы!! Ведь я всё это проходила тоже... Да только мы - ей: ни пучки травы, а жизни всей мы были ей дороже! Поэтому и ночи не спала, всё делала, чтоб сохранить порядок, Чтоб уберечь от пошлости и зла, чтоб защитить от бед своих девчаток.
Горит на клумбах россыпь хризантем - они её взлелеяны руками.
Как трудно сознавать, что насовсем она ушла и вечность между нами.
Пусть дом затих, но солнце бросит бить на зеркала, на окна, на посуду... И нам с тобой не хоронить - хранить былое наше, свято веря в чудо, Что дом однажды смехом оживёт; и скарб вернётся в бытность из котомок; И наградит и сад, и огород, когда придёт потомок из потёмок К земле родной, к своим родным корням, поделав от забвения прививки...
Давай, дочушка, выпьем по сто грамм, от бабушки, калиновой наливки!
|