Я видел Голема. Шел чудак, не в меру тяжел, брусчатку шагом кроша.
И, миг назад - хороша, тускнела Прага за ним, дыша с ним прахом одним.
А ночь болтала, рекла заклятья Влтава-река, Во тьме ворчали Градчане, сны слагая вчерне, и окликали его с облучка балагулы, но замолкали, признавши дичка, балагуры.
Я видел Голема. Шел он из Геены в Шеол, рвалась из тела душа.
И, миг назад - хороша, тускнела Прага вокруг, был воздух туг и упруг.
А ветер лез под кашне его за сердцем, в квашне его груди жался плачем, оставаясь ни с чем. И окликали его с облучка балагулы, но замолкали, признавши дичка, балагуры.
Шептались тени: "Гудет земля - то Голем идет, а значит, жди кутежа."
И, мигом раньше - свежа, скисала Прага, черствел любой, кто пах или цвел.
Я видел Голема. Вижу и теперь, отражаясь в зеркалах и витринах моего городка, где окликают меня с облучка балагулы, но замолкают, узнавши дичка, балагуры.
|