НА СХИРУТЕ
В старом доме, на схируте,
Где у стен в квартирах уши,
Где висят куски извёстки
В спальне, кухне и прихожке,
Где пластины в трисах биты,
Трисы все – полузакрыты,
А проводка, на балконах,
Позабыла, как работать,
Вобщем, в старенькой квартире,
Где мы жили в Тель-Авиве,
В самой южной его части,
Словом, жить, было не счастье.
Дом назвать, можно, доходным,
Жило здесь полно работных,
Кто – приедет, кто – уедет,
Гвалт и шум у всех соседей.
Мы ж, напротив, жили тихо.
Дом был старый и без лифта,
И пока наверх взберёшься,
Пополам, почти, согнёшься.
А когда идёшь с базара,
И в руках полно товара,
То согнувшись, иль ползком,
Вечерком придёшь в свой дом,
Всё б там было хорошо,
Но в шабат всё ж, не легко.
Наверху включают джаз,
Потолок дрожит у нас.
На балкон, с моим, что рядом,
Выгнали баранов стадо,
Бяшки блеют и кричат,
На шампуры не хотят.
В доме нижние квартиры,
Занимают филиппины,
И в шабата день святой,
Сотни мчатся на постой.
Жарят рыбу с чесноком,
Рыба та, не «соломон»,
И от запаха дурного,
Тараканов дохнет свора.
А в подвале дома – клуб,
Негры в нём псалмы поют,
Как с утра затянет хор,
День вопит во весь опор!
Негры – набожный народ,
Пастор ихний, тот же поп,
Ходит в беленькой рубашке,
В пиджаке не нараспашку,
Чёрный галстук и портфель,
В хоре – главный соловей!
И несутся из подвала
Соловьиные рулады.
Вобщем – весело живём,
Джаз играет, мы – поём.
Только вот одна беда,
Наезжает миштара.
Где какая-то разборка,
Миштары сирена звонко
Завывает и летит,
Пять минут – и здесь стоит.
И тогда из всех берлог
Выползают в хоровод:
Тайцы, негры, филиппины,
Два араба, израилы,
Те, что парой «гей» живут,
И вопят на миштару!
Ну, а те ведь, не с руситами,
Уезжают неумытыми.
И тогда на полчаса,
Наступает тишина…
х х х
Так мы жили в старом доме,
Полчаса пешком до моря,
В южной части Тель-Авива,
На схирутовой квартире,
Там, где падает извёстка,
В спальне, кухне и прихожке,
И где тараканы в ряд
С тайских запахов лежат…
|
