Сквозь дождевые облака клюет слюной мертвецки пьяной в брюхо мокрого асфальта
желтушно-висельное солнце.
Затяжка из ментоловой травы под флейту рос, размешанных серебряным песком и грязью
ливня ночи.
Надежное пристанище для сумрачного духа подземелий. И, все-таки – весна; и, все-таки –
коррозия
метелицы железной налицо. Сдувая пыль с узоров выцветших чернил дороги,
услышишь родниковый колокольчик –
там демон твой, любимая, желанная гулящая трава; там ангел твой – проказник
с розовым рожком и луком золотым…
Пейзажные круги на стеклах пыльных заплывают сальным багрецом рассвета, протри
глаза и ты увидишь воздуха фигуры,
туманность крабовидную поэзии рожденья. На заусенцах почек болотно-пряный ветер-
мот скрутил гнездо, где птичий дым
клубится звонким смехом, и памяти ледник степенно оживает, ожидая новой полноты,
и пуля-дура
скачет мотыльком по лужам, желая крови нежно сорванных цветов. Любовники застряли
в точке не возврата,
им так уютней и теплей, забыв про мир и все наследство мира, писать псалмы друг другу
в красках поцелуев,
им так привычней, ничего не видя, приобретать весь мир в румянце глаз. Так капает в
сердца лазурно-слезная микстуры майского парада,
так тянет лиственным здоровьем леса шерсть. Я, Ваша честь, всецело “за” – зацвел, запел,
заплакал, глянцем засвистел – тут не опротестуешь.
|
