Обглоданный усталостью маршрут осеннего прилива сведет объятьем ржавым. Писать об осени весной – бессонницы привычка, когда глазури лунной недосказанность клюет застывший слиток глаз, и ветров черных грива расчесана шершавым плеском лип. Фонарный зной отравой бледной греет, астрологический серебряный налет задекорировал небесной нефти море. Писать о золоте в дыханье малахита – примета расщепленного ядра нервозной памяти, когда рассвет, налитый мышьяком, струну настроит в венозность седовласую ручьев, и в рваном платье скверов швы воскресают тополей, мясистой пихтой сводит губку легких. Моя природа мозаична, из осколков зеркальных глубже виден свет, чем в плоскостях, и стон ночного вакуума ближе к прямым ответам, чем полуденная потная рубашка облаков, а первобытный страх мудрее и целебней кости книжной – мне так шептал тенистый сладкий смог.
|