Печаль чужую клавесин плескал, И плакал ... И горели свечи квёло, Старик певец цедил, как пеликан, Мелодию сквозь сморщенное горло.
Певец был стар, он плакал не о нас - Иных акустик грустные цветочки, И воспарял под люстрами романс, Прекрасных слов роняя лепесточки...
На головы, что, словно соловьи, Гнездо забот всё вьют, из тусклых буден, Упал романс о молодой любви, Которую вовек он не забудет.
Преподносил вокал свой, как бокал, И галстук-бабочка готов был взвиться... Красавицы к нему, назло годам, Дорожкой лунной шли, как лебедицы.
И смолкла музыка. И был антракт. И все мужчины говорили прозой. А женщины молчали. Всё не так - Их окатило сплином и морозом.
Старик певец, без грима и гримас, Пел свой романс старинными словами... О, пойте, пойте женщинам романс! Они быть некрасивыми устали.
Пелюстки старовинного романсу. Ліна Костенко
Той клавесин і плакав, і плескав чужу печаль. Свічки горіли кволо. Старий співак співав, як пелікан, проціджуючи музику крізь воло.
Він був старий і плакав не про нас. Той голос був як з іншої акустики. Але губив під люстрами романс прекрасних слів одквітлі вже пелюстки.
На голови, де, наче солов’ї, своє гніздо щодня звивають будні, упав романс, як він любив її і говорив слова їй незабутні.
Він цей вокал підносив, як бокал. У нього був метелик на маніжці. Якісь красуні, всупереч вікам, до нього йшли по місячній доріжці.
А потім зникла музика. Антракт. Усі мужчини говорили прозою. Жінки мовчали. Все було не так. Їм не хотілось пива і морозива.
Старий співав без гриму і гримас. Були слова палкими й несучасними. О, заспівайте дівчині романс! Жінки втомились бути не прекрасними
|