Любовь моя жива… в твоей гордыне, В изгибах чутких рук, в загадке глаз, Пусть холод их вонзается отныне Мне в душу измождённую не раз…
Твоей бедой не стану, не утешусь, Насытив оскорблённое нутро, Будь на коне, а я покорно спешусь Жить дальше, не гадая на Таро…
Летит листва, рассыпанная наземь, С недолгих дней на долгие года, И октября любовные проказы, Огнём опустошают навсегда.
И видит Бог, грехи изжиты горем, Кляни меня за искренность мою, Мой разум молодой с душою в ссоре, Которую так просто отдаю.
Но знай, не успокоишься бесследно В неутолимой жажде новизны, И в день октябрьский, пасмурный и бледный, Границы лжи прозрачны и ясны.
И ясен свет хранимого в ладонях Родного, недоступного тепла, Отвергнутого в бешеной погоне По тропам, выжигаемым дотла,
По нежности ночного отрешенья, По соли счастья неподкупных слёз, По тяжести внезапных откровений За чистотой, осознанной всерьёз.
Мы – дум чужих безропотное племя На роковом пути больших потерь; Мы ходим одной поступью не с теми В унынии, осознанном теперь.
Ты голос свой не ищешь, не услышишь… Твоя среда бездумная – бельмо… Пусть через эту боль я буду выше Всего, что так легко придёт само.
Но те слова в жестокости кипучей До старости не смоются седой, Упав так оглушительно и жгуче На сердце нелечимою бедой.
|