ИСПОВЕДЬ РАЗБОЙНИКА (или одна документальная история…)
Я не вписался в общую систему, Согнуться не сумел под трафарет, Изобразивший государственную схему, В которой и деталей таких нет…
Я меньше винтика и меньше хлипкой гайки, Ведь с детства «забракована» душа, Не ограненная подобием детальки, Не стоящая честного гроша…
Я мал был ростом и худее щепки, Я в жизни не был к выбору готов, Но научился бить ножом легко и метко В свои двенадцать с хвостиком годков,
Отец давно был с мамкою в разводе, А мамка слабая и рано померла, И стал я зарабатывать разбоем, С ворАми стал «замазывать» дела,
Был счастлив я, когда признали воры Меня- юнца- подельником своим, А то, что был малой под их покровом Покорным «сыном», это льстило им…
Я драться научился из тщеславья, И стала вся округа уважать, Да так, что сам отныне выбирал я- Кому из равных руку не пожать,
Знаком мне милицейский «обезьянник», Не доходило дело до суда, Мои «друзья» нечистыми деньгами Свободу покупали мне всегда,
Я попадал израненный в больницу, Избитый и порезаный ножом, Но нравилось и старшим и блудницам, Что лез я ради чести на рожон,
И я сидел в роскошных иномарках, Сначала- сзади, позже- за рулем, И получал их в качестве подарков, Не думая о будущем своем,
Палил в мишень в лесу из автомата, И без ножа гулять не выходил, И воровал у тех, кто жил богато, Украденное с нищими делил,
Но вся нажива в прах летела мигом, Ни прятать, ни копить я не умел, А тратился не в доме глупых игр, Но лишь на ту, с которой не был смел…
Я знал ее с тех самых пор сопливых, Она- чуть старше, Надя- имя ей, Таких ни в жисть не видел глаз красивых, До той поры, от розовых соплей!
И я любил и все мои победы, Как вражий флаг бросал к ее ногам, И говорил: «Приму любые беды, И если надо- жизнь тебе отдам!»
Но отдавал я жизнь тогда разборкам, И дома я почти не ночевал, Росла рожденная в законном браке дочка, Которой воспитанья не давал,
И верил я в святые узы дружбы, И шел в огонь за ради этих уз, В рядах братвы нес что- то вроде службы, И, затрещав, разсыпался Союз…
Который я в союзе с Главным Вором Исколесил, оттачивая грань Своих речей, жаргонным разговором Прикручивая области на дань!
А главный Вор все так же как и раньше Меня при штабе мафии держал, Но стал я замечать аккорды фальши В его поступках, взглядах и речах,
И понял я как гнил тот мир, который Припудрен сверху блесткой мишурой, Где превозносят норов злой и гордый И дружбы не заводят с добротой,
Где ценится уменье лицемерить, И могут там, где вовсе ты не ждешь, Обняв, заставить в искренность поверить, И тут же, улыбнувшись, всунуть нож
С отточенным, как лезвие уменьем, В район лопаток, молча зубы сжав, И с тем же хладнокровным лицемерьем, Которое опаснее ножа,
Стоять у гроба, с видимой печалью, Надев, как маску скорбное лицо, Что б за его обманчивой вуалью Скрывать гнилые мысли подлецов!
И речи о потере, об утрате Произносить, хотя бы все вокруг Кто убивал, и кто заказчик- знали, И сокрушаться «брат погиб и друг!»,
Я понял, что лишь «Пушечное мясо» Орудие убийства, инструмент Такие босяки- навроде нас, Которым в схеме мира места нет,
И все сильней меня тянуло к дому, Где дочь с женой, где ласка и уют, И, став неверным миру воровскому, Искал я избавления от пут,
Которые незримыми цепями Страшней и тяжелей, чем кандалы, Делами лживыми и лживыми речами Сковали все- от пят до головы…
И предал я подельников в законе, Закон блатных понятий не почтив Когда,запретным яблоком влекомый, Подсел на «дурь», уже у власти быв,
Но не прощают эти- кто у власти, Когда героем движет героин, Я стал для них, как минимум- опасен Неясным поведением своим,
И рухнул я с небес на землю прямо, Не зацепившись даже за карниз, Среди братвы прослыл я наркоманом, А это- всех низов последний низ!
И отвернулись бывшие коллеги, Как армия от списанных калек, Как государство пенсию- калеке, Бросал мне грОши Главный человек…
Я не судил и нынче- сам я грешен, Из тех бригад братков я не сужу, Но, коль спросить, отвечу я, конечно, Как рад, что им я больше не служу…
Сошел, как получается, «технично» Я с тех прекрасноадовых кругов, С которых у кого- то вряд ли вышло Сойти без продырявленных мозгов,
Хотя, конечно, было бы наивно Подумать, что с тех пор я жил в раю, Но «соскочить» с подсидки героина Господь помог, Его благодарю!..
Ведь был однажды день необъяснимый, Когда с одним из преданных друзей Мы ехали на старенькой машине, И в монастырь мы ехали на ней…
Там очередь стояла в день длинною, И уходила, исчезая, прямо в храм, И мы слились с людскою той рекою, К святым мощам, а друг пообещал,
Что многое из прошлого простится, Коль, отстояв тот путь во всю длину, К мощам святого в раке приложиться, Вины осознавая глубину,
Которая дырявила мне душу, Ударами невидимых ножей, Когда себя других считая лучше, Я так же ранил финкою людей!
Когда я грабил и когда наркотик, Как демон злой душой моей владел, «Ты должен исповедоваться, бросить, И отвернуться от постыдных дел!»
Увещевал меня мой кореш старый, Он понимал, такой же путь пройдя, Как непомерно ото зла душа устала, Грехи ее как сильно тяготят.
Неспешно люди двигались и молча, Лишь кое- где молитвы пели вслух, В ворота монастырские средь ночи Вступили мы. Когдаж пропел петух
Мы в храм вошли. Друг положил поклон, Я, вслед за ним, крестясь, склонился трижды, Благодаря Творца в тот миг за то, Что довелось родиться, жить и выжить!
Объятый ужасом в священном полумраке Где огоньки таинственных лампад, Чуть освещали на иконах лики, Я ощутил: глаза святых следят
За каждым шагом, мною совершенным, Не только в этом храме, но- везде, И кланялся, как будто не иконам, А припадал к стопам живых людей!
Живых душой, а я душою- мертвый, И об одном в тот миг святых молил: Чтоб все, чем был еще недавно гордый, Я навсегда, как страшный сон, забыл,
А с Образа взирала Матерь Божья, Печалуясь о том, как я ничтожен, И были Ее очи красивей Чем даже у Надежды у моей!
И замер я, как вкопанный, пред Нею, Тот кроткий свет Ее печальных глаз Я передать словами не умею, И ту любовь, которая лилась
Незримоощутимой благодатью, С Иконы -из Живого Родника, Как будто бы прощала Божья Матерь Меня- убийцу, вора, блудника…
Когда же на колени перед ракой Я встал, Пантелеимона глава, Почуял, источала дивный запах, Которого не выразят слова!
И что- то так во мне перевернулось, Когда я приложился к тем мощам, Как будто вновь душа в меня вернулась И что Господь исполнить завещал
Вдруг захотелось разом мне исполнить: Простить врагов и скорби претерпеть, И сердце благодати преисполнить, И «Аллилуийя» Господу пропеть!
Мне жить теперь приходится не сладко, И времена давно уже не те, Но душу греет тихая лампадка, Икону освещая в темноте,
Из всех моих мытарств, из всех скитаний, Из пройденною мною жизни всей, Нет больших благ и больших испытаний, Чем огонек лампады тихой сей,
И понял я, как милостив Всевышний, Спасающий творение Свое, Из плена мелочных и низменных страстишек Тем благодатью греющим огнем,
Теперь он все, что в жизни я имею, Он с виду мал, днем не заметен, но Блуждающих в потемках я жалею, Которым и такого не дано!
Ведь среди тех, кто лжет и лицемерит Я видел многих пацанов таких, Которые в понятья свято верят, Как в кодекс чести, для парней лихих!
Так, той игрой недетскою увлекшись, Они в себя впитали «кровь за кровь!» И, душами наивными калечась, Они во тьму уходят вновь и вновь!..,
О, сколько вас, друзья мои и братья, На поле доз смертельных полегло, И средь врагов- таких же чьих то братьев, Как много то же зло во тьму свело!..
Как в тьму грехов «пацанские понятья» Уводят кандалами смертных пут, Так Заповеди Божьи к благодати И к Свету Вечности блаженному ведут:
Из всех людей, я- худший и пропащий, Но из всего, что в жизни я познал, Так мало оказалось настоящим Тот огонек, который с виду мал,
Надежнее огромных и великих Людей, событий, чувств, понятий, дел, Бездушных душ, личин почти безликих, Меня в ночи духовной отогрел,
И даже в миг, когда, сомкнувши веки, Всего лишившись, отойду во тьму, Мне огонек любви, надежды, веры, Коль Бог простит, укажет путь к Нему... Пусть Божий мир для глаз моих невидим, Но, как свидетельство Божественной любви, Душе моей, лучами, будто нити, Укажут путь такие вот огни...
А в эти дни, когда как будто мертвый Для тех, кто мне дороже, чем весь мир, Я вспоминаю, как характер гордый По доброму сломил мне монастырь…
Как птичий хор живил больную душу, Как слезы покаяния лились, Как гордость я на исповеди рушил, Когда священник говорил: «Смирись…»
И я смирялся с послушаньем всяким: Рубил дрова, воды в бачки носил, И огород скита лесного тяпал, И сено для коровника косил,
И благодать того святого места, Где пенье птиц с монашеским- одно, И где душа- счастливая невеста, Которой повенчаться суждено
С Самим Творцом, Хранителем Вселенной, С Самим Владыкой, любящим людей, Ту благодать коленопреклоненно Я ощущал душой своею всей,
Я понял- в этой жизни нету краше Мнгновений, чем к Причастию идти! Когда вкушаешь из Христовой Чаши Дары, скрестивши руки на груди!
И, как тогда, молился о прощеньи, Я и теперь о том Его молю, Чтоб не продлилось вечно попущенье, Ведь я люблю, я все- таки люблю…
© Copyright: Артемий Тропкин, 2010 Свидетельство о публикации №11001124677
|