* * * * *
Вот и все.
Подниму воротник и уйду.
В. Ширяев
1
Вот и все,
ухожу.
Помашу на прощанье с пригорка,
оглянувшись на миг,
непонятные слезы сдержав;
и увижу, как смотрит с тоскою мне вслед
умирающий дом мой,
что до нельзя похож на отца - старика:
как ссутулятся старые стены,
как поношенной мятою шапкой сползет
обветшавшая крыша
на глаза,
что уныло опустит он в землю.
И заноет в груди,
и с лица вытирая холодные капли,
не сумею понять:
то ли слезы,
то ли просто осенний туман.
Вот и все,
ухожу.
Но стою,
и не сделать мне шага.
Подтолкнет меня в спину сердито
седеющий ветер,
заметая мой след бородой:
- Что стоишь? Раз уходишь – иди!
Вот и все,
Ухожу.
2
Только там, далеко
мне осенней привидится ночью
на пуховой перине
вместо сладкого сна –
тяжкий стон половиц,
слезы стен
и тягучая пыль
на окном кресте –
на могиле ушедшего счастья.
Дом мой - дряхлый старик закряхтит,
кособоко шагнет мне на встречу, обнимет.
Я прижмусь к его впалой груди,
буду что-то ему говорить, утешая.
Он заплачет навзрыд.
Становясь с каждым всхлипом все меньше и меньше;
и вот уж младенец у меня на руках
безутешно рыдает.
Стану гладить его и качать,
напевать колыбельную песню.
Замолчал.
Видно видит он сладкие сны…
Ощутив под ладонью
холодные веки
деревянных тяжелых ставней
плотно их затворю –
ведь умершим всегда закрывают глаза.
………………………………………….
Напоив валерьянкой,
робко спросит она -
надоедливый вкрадчивый враг мой,
с кем делю я измятое потное ложе:
- Что с тобой?
постараюсь смолчать.
но из уст выпадают слова как
лохмотья ночного кошмара:
- Вот и все,
ухожу…
3
А потом некто в белом,
в сверкнувших холодным бездушьем, очках.
с желтой плешью,
похожей на масляный блин до того,
что нельзя прикоснуться, не выпачкав пальцы,
и усами, что множество женщин когда-то вводили в экстаз,
ну а ныне повисли в бессильи
(оттого-то, наверное, он много так курит теперь),
молоточком мне черным
поводит у самого носа, напряжет близоруко глаза,
и решит,
протирая платочком вспотевшую мерзость очков,
все у вас, мол, голубчик, в порядке –
он считает, что знает про всех лучше всех их самих.
Впрочем, сам он, я знаю, не слишком нормален –
ведь не станет нормальный искать средь других дураков.
Он уйдет, освещая дорогу себе
демонически сладкой улыбкой.
Смачно плюну в сердцах в его след
(жаль слюна не содержит змеиного яда).
Но пора же, пора!
И хоть нет мне дороги назад,
не взглянув на нее,
громко хлопну
холодной железною дверью.
Вот и все,
Ухожу! 1997г.
|
