Моя беда, мои жиды, Лев Гурвич и Мариенгоф, Порой им поверял мечты, Давал им пищу, деньги, кров.
Казалось, что они просты, Для дружбы мало б надо слов, И ставил в вазу я цветы, И песней славил я жидов.
Смеялись вместе мы порой, А плакали всегда порознь, В печальной жизни, за игрой Картёжной как-то повелось.
Когда ж я приносил вина, Не пили милые друзья, Я выпивал вино до дна, И часто делался свинья.
Лев Гурвич и Мариенгоф Соседи были – не разлей, Но от безденежья, каков, Я сделался им всех нужней.
И если выигрыш большой, То пировали до утра, Пока на Мойке и Сенной Не оживятся кучера.
Так год продлилось и черёд У них мне тоже погостить, Но поистратились и вот Решили малость погодить.
Я к матушке уехал, и Остепенился, хоть женись, А там, где прожигали дни, Дела иные завелись.
Лев Гурвич сделался банкир, Удачно получив кредит, Мариенгоф завёл трактир, В торговле прибыльно сидит.
Где были милые друзья, Изволил я вернуться в свет, Но в Петербурге для меня Уж в нужности привета нет.
Мне намекнули, что б за ум Я брался и неровен час, Я проиграю дом и с дум Моей фортуны дух угас.
Решился я на казино, Как в Баден-Баден, в долг просил, Лев Гурвич дал, однако но Процент высокий зарядил.
Я бился, перезанимал, Навстречу шёл Мариенгоф, Но тяжбу с жизнью проиграл, И вот теперь я без портков.
Друзья оставили меня, Осадок скверный на душе, Спасла далёкая родня, В гнездо вернулся в неглиже.
Теперь и матушка корит, Напоминая кажный раз, Что я веду себя, как жид, Коль не женившись, ловелас.
7 ноября 2010 г. С-Петербург
|