Он вчера мне позвонил, о судьбе тяжёлой ныл. Говорил, что тело стонет и душевный пыл остыл. Щелочной баланс нарушен, всё нервозы да мигрени, А так хочется покушать дома мамины пельмени. Оливье хватать губами, вырвать сердце у тунца И нетвёрдыми руками резать мякоть голубца, Иль, приличия отбросив, гордо встать, в конце концов, Не теряя сил на тосты, съесть полбанки огурцов.
А ведь это в самом деле – было – ты вот брат послушай: Мы заботились о теле, не забыв насытить душу. Мы любили и страдали, мы потели не зазря, Мы всем сердцем ожидали красный день колендаря. Он был нам небесным другом, он крутил года как спицы, Он водил их вечным кругом, передергивал страницы. В шахты, фабрики и штольни созидать реальность звал, Но про праздные застолья никогда не забывал.
Он сказал: «Ты слышь Василий! Помнишь - Новый год искрился?» Две недели пили, пили - не могли никак напиться, А потом, сменив кокарды на браслеты и цепочки, Празник женский отмечали, перепутав дни и ночи. Май же весь сплошная пьянка - то за труд, то за победу. На закуску шла солянка под душевные беседы. И солдаты и матросы, инженеры, слесаря Отмечали до цирроза день седьмого ноября.
Ну, а здесь всё Christmas сладкий - только сел, уже вставать, Что за странные повадки? Выпил пива и в кровать. Святой Патрик, Святой Кролик, День прощения, Божоле. Вместо `стола - шведский столик, вместо хлеба - канапэ. День падения Бастилии - было бы чего ронять? Это ж вам не бой за «Зимний» - нет, радость их мне не понять. Как сказать про залп Авроры и про Ленина ученье? Про мужские разговоры, что от баб одно мученье?
Я его с вниманьем слушал, как законник беспристрастный И всё время суши кушал, запивая всё Эльзасским. Я ему кивал в молчаньи и был полностью согласен, Что без блинчиков с мочанкой невозможна жизнь на Марсе. Проклял он судьбу изгоя и просил назад прописку, Тем меня лишив покоя и я с горя выпил виски. Под конец мы обсуждали, что при встрече всё обкурим, Я пошёл, меня все ждали, ведь сегодня праздник Пурим.
|