Книга Руфи Гл 1 Кабы не Давид
Не обижайте снох, свекрови, Не заставляйте хмурить лба. За радость под чужою кровлей Они ответят вам любовью. В них – человечества судьба.
По родословной наш Спаситель, Сын богородицы, еврей. Но жирной кляксой в чистый свиток К царю Давиду в род проникла Сноха совсем иных кровей.
Христа, да не в укор хасидам, Еврейская вскормила грудь. Не затаим на мир обиду, Что чистокровному Давиду Прабабушкою будет Руфь.
Чем родословною кичиться, Времён распутывая нить, Мы лучше всмотримся в девицу: Чем Руфь сумела отличиться, И место в Книге заслужить.
Когда Закон вершили судьи, Случился голод на земле. В обетованной зоне люди Варили из сандалий студень, Очистки шарили в золе.
С голодной доли незавидной Из Вифлеема человек В поля подался Моавитов, Где и осел среди бандитов, И звался он Елимелех.
С ним Ноеминь, жена из наших. Сыны, Махлон и Хилеон, Свекровью сделали мамашу, Папашу огорчили страшно, Из моавиток взяв двух жён
Офру и Руфь. У Ноемини По роду высшей пробы кость Еврейских чистокровных линий... Семейству жить бы без уныний, Но как-то всё не задалось.
Сперва Елимелех скончался. Прошло каких-то десять лет, Как вестник смерти вновь примчался, И оба сына в одночасье К отцу отправились вослед.
У женщины в краю изгнанья, Уж за какие там грехи, Всё отняла судьба-пиранья, Остались лишь воспоминанья Да две несчастные снохи
И те бездетные пустышки, Не разомкнул им чрево Бог. Кому-то Он даёт излишки, А здесь на нижние манишки Амбарный нацепил замок.
(Когда же дуры чуть не в принцип Бездетность возвести хотят, С позиций антифеминиста: Отказ от материнства - свинство, А не свобода от дитя.
Проверено неоднократно, Жизнь без ребёнка – просто флирт, А годы не вернуть обратно... Что совершенно непонятно Для наших дурочек чайлд-фри ).
Пришли из Иудеи вести: Бог не оставил свой народ И пайку хлеба грамм на двести С баландою пустою вместе Уж никому не выдаёт.
Забылся голод, словно не был. Вновь молоко течёт и мёд В краю, где всем в достатке хлеба. Склонился вниз ячменный стебель, Но до земли не достаёт.
С чужих предместий Моавитских В свой Вифлеем идёт свекровь, С ней две снохи, по горю близких, Иссохшие, как две редиски На грядке, где растёт морковь.
Им Ноеминь тогда сказала: «Назад в дом матери своей Идите каждая. Немало Вас жизнь со мною потрепала. Вы лучших заслужили дней.
Как поступали вы с мужьями, Умершими в единый час, И что меня не обижали, Забудет наш Господь едва ли И милостью отметит вас.
Пристанище своё найдёте Вы в доме мужа. То не плюс Под одиночества жить гнётом. Не выть вам на луну койотом... А я за это помолюсь».
Сказала и поцеловала Свекровушка Офру и Руфь. А горе душу разрывало, Как алкоголик одеяло В медвытрезвителе к утру.
Моавитянкам двум посильно Свекровь хотела угодить, Помочь устроиться не пыльно. Но снохи-феминистки взвыли И отказались уходить.
«Нет, мы останемся с тобою, К народу твоему уйдём, И даже если мы изгои, Без мужних ласк и всё такое – С тобою мы не пропадём».
«Что вам во мне? Пустое чрево Не сможет вам мужей родить. По целомудрию я дева, С той разницею, что налево Меня уже не совратить.
Когда же чудо нам не лишне И от проклятия чайлд-фри Меня освободит Всевышний, Чтоб за сынов вы замуж вышли - Ваш век свечою догорит,
Вы с ним состаритесь на пару. От долгих ожиданий плоть Пустою сделается тарой. За девяносто только Сарру Ребёнком наградил Господь.
Мне внуков с вами не дождаться. Не скрутишь годы, как в кино, И фаршу вновь не выйти мясом. Так роду моему подняться Чрез вас, похоже, не дано.
Нет, дочери мои, не нужно Со мной нести мой тяжкий крест, До грыжи пыжиться натужно. В родном краю сыщите мужа И с ним нагуливайте вес,
Детей избраннику плодите И не грустите, что малец Уа не скажет на иврите, Когда один наш прародитель От Хама будет ваш отец.
А потому мои дочурки В родительский вернитесь дом, Идите замуж хоть за турка». (Прожить с законченным придурком Возможно, но с большим трудом.
Не варят с дураками пиво, А в остальном запретов нет. Казалось бы, какое диво Рожать детей и быть счастливой? Но свой у дурочек секрет -
Глазниц распахнутые ставни Глубины тёмные таят... Взглянув в те дыры мирозданья, Себя я женщиной представил И понял, им я не судья.
Страстей возвышенных и низких Какой гибрид у них внутри? Одно понятно атеисту, Что от движений феминисток Родятся разве что чайлд-фри.)
Но возвратимся мы к предмету, К разлуке, к горю, наконец, Двух вдов несчастных и бездетных И сохраним при всём при этом, Что донёсти хотел мудрец.
Одна из снох (хоть не пройдоха, А женщина в расцвете лет), Чтоб не оставаться одинокой, Отправилась с тяжелым вздохом Свекрови выполнить совет.
Собрав убогие пожитки В родные двинулась поля При материнской жить кибитке... Зачем какой-то моавитке Обетованная земля,
Где обитают мор и голод, В полях лютует суховей, Война сжирает всех, как Молох, И тяжкий интифады молот Евреев бьёт по голове?
Хоть нелегко ей дался выбор, Зов победил родной земли. А как здесь поступили вы бы? Кукушкой на подворье выли б Или к своим рыдать ушли?
Лишь Руфь в сомненьях не металась, Хоть Ноеминь твердила ей: «Вернись домой». А Руфь осталась И в откровении призналась - Свекровь ей матери родней:
«Неблагодарною скотиной Ты быть меня не принуждай, Не подставляй кинжалу спину. Тебя я в горе не покину, С тобой уйду в далёкий край.
Твой Бог единый – мой отныне, Впредь буду жить Его любя. Господь нас вместе не отринет. Милее горечь мне полыни, Чем сладость дыни без тебя.
Народ твой избранный народом Своим я объявляю впредь. С ним разделю его невзгоды, С тобой умру и через годы В одной оградке будем тлеть».
Возможно, у ацтеков, майи Высокопарные стихи Туземцев глубже пронимали, Но древний мир знавал едва ли Верней и преданней снохи.
Увидев чистоту кристалла И твёрдости запасы в нём, Свекровь сноху к груди прижала И отговаривать не стала Свой тяжкий крест нести вдвоём.
Шли буднями и выходными Две женщины, презрев хулу. Прошли они с две сотни мили И Вифлеем родной пред ними Ворота настежь распахнул.
Закончились вдовы лишенья... Услышав про прибывших весть, Весь городок пришёл в движенье: Ужели то не наважденье, А Ноеминь пред ними здесь.
Приятная, по переводу, Звучало слово Ноеминь. И стихоплёты из народа Ей мыли кости как породу, Зарифмовав её с «Аминь!».
В скитальческом своём обличье Сказала всем крутая мисс: «Приятной слыть мне неприлично. Зовите меня Марой нынче, Что горькая имеет смысл.
Вернулась я в свои пенаты Без мужа, сыновей. Полынь - Моя судьба, да пол покатый. С такою горечью утраты Какая вам я Ноаминь?»
(Алёша Пешков с доли горькой Грустил и выбрал псевдоним. Максимом он назвался Горьким. Судьбе он предъявил упрёки По полной, ведь не зря ж Максим.
Жил со шпионкой-психопаткой На Капри, ей дарил жасмин. От жизни, видимо, несладкой Он всё записывал в тетрадку). А что же наша Ноаминь?
Ушла из города с достатком, А возвратилась с узелком. Вернувшись в Вифлеем до хаты По мужу с человеком знатным Ей было вспоминать о ком.
Ей долю, что не заслужила, Пора на лучшую менять - Так рассудили старожилы... А дело всё происходило В начале жатвы ячменя.
|