Первая Книга Царств, Глава 26
Уж не знаю, чем Зифеи так Давида невзлюбили,
Разве что его евреи распоясались дебильно,
Ведь Давид по всем пустыням не один ходил – с обозом.
Вот они и шухарили, разоряли птичьи гнёзда.
Возмущённые Зифеи, лишь Давид нарисовался,
Донесли царю келейно, что Давид у них скрывался:
«С ним мальчишки из рогаток разоряют гнёзда птичьи...»
С рук спустить такое гадко, даже как-то неприлично.
Встал Саул пошёл в пустыню, взял три тысячи отборных
Он мужей из Израиля, чтобы всыпать непокорным,
На спине задрав рубашку наказать народ беспутный,
А Давида бить с оттяжкой, как зачинщика всей смуты.
В той угрозе убедившись, испугавшись чрезвычайно,
Сам Давид уже, как ниндзя, в стан к царю явился тайно.
Было в нём, я полагаю, сверхъестественное нечто,
Мастерством ходить по грани овладел он безупречно.
Третьим глазом, данным свыше, мог увидеть сквозь преграды
Что за ширмами творится, хоть смотреть на то не надо.
Место так Давид увидел в напряженье чрезвычайном,
Где Саул спал с Авениром (то его военачальник).
Кто со мною брать Саула? – Он спросил из интереса.
Без сомнений и раздумий, «Я с тобой» - сказал Авесса
Саруинович, Иова брат по бате, парень дельный.
По накидке взяли оба, чтоб скользить незримой тенью.
В стан, где от охраны тесно, пробрались в ночи объятьях
Сам Давид, при нём Авесса, Саруинович по бате.
(Как без нужных документов оказаться в нужном месте
В самом главном кабинете, показал потом Вольф Мессинг.
Было то куда труднее, чем приблизиться к Саулу.
Вождь всех наций с удивленья чуть не грохнулся со стула.)
Мессинга сравнив с Давидом, я б особенно отметил -
Феномены эти были одного народа дети.
С Моисея древний этнос получил от Бога милость
Отчудить такое нечто, что другому и не снилось.
При своих Давид талантах действовал весьма вальяжно -
Он проник в шатёр к сатрапу, не убив охрану даже.
Спит Саул, при изголовье лишь копьё торчит как палка.
Авенир мышей не ловит, рядом с ним храпят вповалку
Хлопцы, словно самостийцы накричались «Любо, любо...»
И во славу Украины вкруг царя лежат в отрубе.
И сказал Авесса тёмный: «Что нам бить царя на пару?
Пригвозжу его копьём я и не повторю удара.
Но не подхватил почина сам Давид: «Царя негоже
Убивать, тому причина, что помазанник он Божий.
Жив Господь! Пусть поразит Он деспота рукой своею.
На войне ли царь погибнет, свинкою переболеет
Иль умрёт от ожиренья – мы здесь делу не поможем.
Пусть не лучшее творенье, но помазанник он Божий.
Убивать его не будем, то не в нашей ипостаси,
А возьмём копьё с сосудом и пойдём мы восвояси.
Взял Давид сосуд с водою, что стоял у изголовья
(Не идти ж к водопроводу, если царь испить изволит).
И никто не знал, не видел, не проснулся к удивленью...
(Массовый гипноз Давида нынче общее явленье).
Отошёл Давид от стана, в отдаленье встал с опаской,
И слова его набатом зазвучали громогласно.
Обратился к Авениру и призвал его к ответу,
Мол, позорит честь мундира. Авенир ему на это:
«Кто такой, что беспокоишь сон царя?» А сам охальник
Без пяти минут покойник со вчерашнего Лехаим!*?»
«Я за жизнь царя глаголю – говорил Давид в свой рупор -
Кто с тобою будет вровень? Здесь искать такого глупо.
Ты в ж в пределах Палестины главный, как корчмарь в таверне.
Что ж царя и господина охраняешь ты так скверно?
Приходил сегодня некто с самодержцем разобраться.
Все вы здесь достойны смерти за преступную халатность.
Вы царя не бережёте, он же ставленник Господень.
Не его ли сало жрёте? Вам трещоткой в огороде
Отгонять вороньи стаи. Где копьё, сосуд с водою,
В изголовье что стояли у царя? Какой бедою
Обернётся для народа ваша пьянка, знать несложно.
Мор, погибель - что угодно, ведь помазанник царь Божий».
Глаз продрал с таких дебатов через громкоговоритель
Царь Саул, неоднократно осмотрел свою обитель –
Жажда мучит с перепоя, а сосуд с водой как сгинул,
И копья нет под рукою, служку наказать скотину.
«Твой ли, сын, я голос слышу, мой Давид?» – Спросил царь хрипло.
Звуки слипшиеся вышли из гортани габаритной,
Но Давид смысл понял сразу, хоть стоял не за оградой.
Как Вольф Мессинг, он ведь знал то, что и знать ему не надо.
Отвечал царю: «Всё точно, голос мой, не обознался,
Но ответь мне, как так вышло, что врагом я оказался?
Зло ли сделал я какое? От пращи держу ли камень
Я за пазухой, что волен ты меня дать на закланье?
Если то по Божьей воле, для меня не будет краше
Жертвою быть благовонной от руки твоей монаршей.
Но когда здесь человечьи происки наружу вышли,
За дела они ответят мерзкие перед Всевышним,
Ибо будучи в опале не служу чужим богам я.
Тем же, кто меня изгнали, не купаться на Багамах.
Вышел ты, царь Израиля, за блохой одной гоняться -
То ж тебя подговорили шавки, а ты рад стараться,
По горам за куропаткой бегаешь... Да сколько можно?
Как тебе царь неповадно? Ведь помазанник ты Божий».
Пристыдил Давид Саула. И сказал царь виновато:
«Больше я грешить не буду. Возвращайся, сын, обратно.
Поступал безумно прежде, я копьё швырял, но мимо,
Впредь с тобою буду нежным, ограничусь пантомимой.
Зла тебе не буду делать, не сгубил ты мою душу.
Это ведь большая редкость, когда царь кому-то нужен.
Пощадил меня ты дважды, а на третий раз – кто знает...
Станем жить с тобой как раньше до раздора между нами.
Ублажать меня псалмами будешь ты моим полпредом
И с мулаткой на Багамах зажигать по уикендам».
Не пошёл Давид обратно, верил он царю не слишком,
Возвратил копьё сатрапу он не лично, а с мальчишкой,
А слова сказал - нет равных, от иных они отличны:
«Да воздаст Господь по правде каждому... (но правде личной),
Истине его... (опять же, не по истине абстрактной,
А доступной и понятной даже тем, кто с катарактой).
То, что я царя сегодня не пронзил копьём без боя,
Жизнь мою в очах Господних сделало весомей вдвое.
Как не выбрал я мишенью возлежащего на ложе,
Так любое искушенье превозмогший превозможет...»
Эту истину мы слышим от бойца, а не от ксёндза.
Кто б донёс её мальчишкам - не курочьте птичьи гнёзда.
* Лехаим – тост «За жизнь!» (ивр.)
|
