Вдыхая сливки дождя, смахивающего пыль с высушенных ресниц деревьев, отдающего музыкой железнодорожных веток, льющего хрустальный блюз в родниковые ладони, я смотрел, как меняется небо, как тянутся непослушные, но прекрасные заросли облаков, как пустеет уличный спектр в одиночестве тротуаров и в прохладе полдневной тонет телосложение каменных плит. Город вынес водой старый хлам и мне виделись парков кудрявые тропы, ключевая сосновая тишь, пруда пестрая зелень. Я когда-то носил цветы в волосах, я когда-то бродил там с тобой по заблудшим полянам, под тенью болотной, я когда-то любил этот взгляд в покосившийся берег, я когда-то любил надежду и верил в ее перевес над черной лозой. Дождь дал памяти силу творить новизну забытого света, от усталости стертого в кость. Все проходит, но только не это, что шептал малахитовый лес, наше право вязать дороги, наше право бесправно любить, находить и терять, и снова терять, и терять, пока гвоздь души вколочен в плоти доску, пока сердца колотится крест.
|