Вот руки матери, что гладили когда-то,
Не по-детски мудрое чело,
Не желая славы и награды,
Не отвергая смертной доли зло,
Приподняты в отчаянном призыве,
К небесам, в остатке хрупких сил:
-Здесь на кресте распят мой мальчик милый,
Во славу неба, что живет в Его крови.
Не совершал Он ничего дурного.
Тогда за что ж – проклятья и венец?
Тогда зачем, огонь иглы терновой,
Горит предвестником на жизненный конец?
И сердце Матери, отдавшей миру Сына,
Что вырвалось из немощной груди,
Влетело птицей в даль небесной сини,
Чтоб разделить судьбу больной земли.
Затем огонь принес поток дождливый,
Завеса в храме с шумом порвалась.
Налаживалась, кровию пролитой,
У Бога с миром прерванная связь.
|
