А в вине он топил гордыню,
а в вине он топил любовь,
и к трактирной настенной лилии
возвращался он вновь, и вновь.
Там картинка цвела лубочная
на стене, с тараканьим швом,
прижимался он к лилии ночью той,
и под нею трезвел с трудом.
Полночь. Надо б отправить сударя
восвояси, ан, не спеша,
изречение он бросит мудрое,
денег даст, и - светла душа.
Рухнет спати, серпом подкошенный.
Белая лилия горит над ним,
лепестами сгоняя прошлое,
как тяжёлый табачный дым.
Белая лилия, листком обычная,
прост и скромен твоя наряд,
пусть лобзаешь ты с неприличием,
но желанием цветки горят.
От того не разбудишь сударя,
а разбудишь, бормочет сном,
про чудесную лилию чудную
что цветёт на стене с прудом.
Пусть – зима распалилась косами,
только лилия горит и жжёт
бедного пьяницы пятки босые,
тёмное озеро стережёт.
В омут бросишь пятак иль гривенник,
покатилась кругами гладь,
ни фамилии нет, ни имени,
ничего уж с него не взять.
27 сентября 2009 г.
С-Петербург
|
