В грязном подвале, в городе ангелов, в прошлом веке,
Когда рок-н-ролл обзаводился кумирами и гробами,
Я видел нетрезвого поющего человека,
Человек пел песню об Алабаме.
А в это время, в районе бесконечно долгого постоянства,
Строили на костях, ломали и снова строили,
Я тогда еще не родился, а после – дурея от пьянства –
Я очнулся в автобусе, недалеко от Гостомеля…
И это было бы чудом, если бы я знал хоть немного больше
Чем то, что мой дед остался под шпалами БАМа,
Я открыл глаза – это была граница с Польшей,
А человек все еще пел об Алабаме…
В конце концов, я очутился в каком-то ресторане в Америке,
В ресторане не пели песен, но непрерывно читали Бродского,
Я заказал триста водки, борщ и вареники,
И ностальгию от Би-Би-Си и Новгородцева.
Я ел свой борщ, вспоминая надпись: «Помиловать!
Выслать! Пускай там хоть усрется своими стихами!»,
А рядом проснулся Джим и заплакал: «Милые!
Спойте мне песню об Алабаме!»…
|
