За три часа – ни строчки... Пустота
зияет чистотой на мониторе,
её, как трёп, пустая простота
в моём мозгу, в душе... и в разговоре...
с самим собой. Но «оппонент» молчит.
Я вопрошаю, он не отвечает.
Он жив... ещё... не болен, не убит...
как я, опустошён... как я, не знает,
что дальше будет, быть или не быть,
как долго можно так сурово жить:
сперва часов двенадцать кнопки жать,
ворота открывая-закрывая,
как призрак, ночь по фабрике блуждать,
от полной безысходности страдая,
минуты бесконечные считая,
урывками, как лошадь, стоя спать,
от холода и сырости дрожать,
рискуя простудиться... околеть, -
и ад весь этот, только чтоб иметь
три дня для сочинительской нирваны...
В башке звучит надрывный голосок
моей давно умершей бедной мамы:
«О, господи, как ты живёшь, сынок!»...
Сынок твой, как и прежде, жалкий раб.
Казалось бы, обрёл себе свободу
от водочки, от курева... от баб,
но стал рабом тщеславию в угоду.
День третий – три десятка строчек есть.
Вот ради них библейские мучения...
Моя Голгофа... Может, это - месть
Всевышнего за Дар, за самомнение?
06.11.08.
|
