Безмолвный светлый хлам нахлынул с неба. пространственное тело льется, тает, покорно примирившись с тяготеньем. Весь день струится бледный танец неба под звуки серой. монотонной лютни. Ноябрь — до нитки вымокший король. Усталый, неприкаянный и грузный, он уступает свой воздушный пурпур темнице опадающих гардин. Олучен мир кончиною, окутан пьянящей теплотой колючей взвеси. Стекают наземь древние останки. Как человек, который после бала — прибрел домой с оскоминой рассвета. как завсегдатай веткого кафе на пощади, увядшей от столетий. глядит в окно на мертвые афиши. истаявшие вместе с бренной датой,— так я, воздерживаясь от прямых суждений. нахохлясь, рассуждаю о другом. Любимая таинственная лава. смирение осыпавшихся высей. усталый тихий стон погибших душ из потаенных закоулков смерти. Дождит. И даже девушка с лицом, объединивших волосы с вопросом незрячих глаз. в которых мглится ночь, — мне безразлична, потому что — дождь. и больше ничего, лишь влажный отзвук на языке, и больше ничего. лишь леденец сладчайшей немоты, — к чему допытываться и о чем у пепельной, безумной и разумной стихии ливня? Размягченный, робкий. баюкающий ужас льется с неба — тугие капли отрешенных глаз. печальные и бледные волокна.
|