I. Мой Мир
«Ночь tabula rasa поднимет во мне.
Я стану – ничей, я буду – нигде»
* * *
Я не хочу ронять в стихи
забытых дней шагрень и цедру
и променять на пустяки
еще не зрелых мыслей недра;
не сподобляться соловью
(затем, чтоб числиться поэтом)
и не трезвонить пошленьким куплетом
умильных вздохов “айлавью”.
Мне радостен тот странный час,
когда из суетного круга
(в звенящих яблонь спелый Спас)
вся в яблоках придет подруга.
И будет, как всегда, молчать,
и, с ревностью следя за кистью,
меня перевернет опять,
подсунув лист бумаги чистый.
* * *
Город –
тысячи нервов свернуты,
вбиты,
впрессованны в клетки квартир,
новые планы действий развернуты –
для развлечений:
кино и трактир.
Фабрики –
железным прогоном
вырвали с корнем растительный мир,
новые улицы –
асфальтобетоном
сжали мыслительный душеэфир.
Бьется –
пульсирует вспышкой неона
сердце в артериях сотен машин,
дергает нити – завороженный –
наших страстей иступленный факир;
эти - на смену,
эти – со смены –
главнокомандующий разных пружин.
В плане записаны графики, схемы-
новые мысли – затерты до дыр….
Только в подъезде устало и пьяно
стонет соседки моей фортепьяно,
ищущей правды у бритых мужчин.
Все, что осталось сказать мне:
один.
***
Паранойя загрунтованного холста
давит своей неизбежностью.
Сессия, что воздержания поста, –
я студент и художник по смежности.
Как человека встретить среди людей,
с кем поделиться переполняющей болью –
я, словно прикованный Прометей,
не могу привыкнуть, смириться с ролью.
Виски разбухли, в голове набат, -
точно в камне, стихов высекают руны.
Надо учиться. Но песни звенят
разбуженного сердца струны.
* * *
В переулке вздохнула осень,
зашуршала в саду листвой;
опрокинулись звездные очи,
чаши сердца нарушив покой.
А над городом сходят с ума
и прощаются галочьи стаи-
и не выдержит чья-то струна,
зазвенит, оборвется - сталью.
Полусонные всхлипы дождей
Монферана смывают краски,
а Бетховен осколки людей
окунает в бездонные ласки.
Выползают печальные птицы
от берез в змеях синих теней,
и вращается песней волчицы
звездный купол - сильней и сильней.
* * *
Мне снится мокрое стекло -
в оконном переплете полночь-
и вздох о том, что утекло
и днем едва ли вспомнишь.
И не согреет крик зари
опавших снов вчерашних листья.
Шепнет лишь небо всем: - Замри.
И будет бесконечность литься.
* * *
Я календарь забыл свой поменять-
внутри устала плакать осень.
Все утро мучила меня
ватага воробьев, штук восемь.
Не вытерпел, зевая, встал,
бродил в неприбранной квартире:
во мне печаль, в окне - февраль,
в магнитофоне - «снегири- не гири».
Набрать воды да вымыть пол ?
Давно друзья не заходили.
По радио забили гол…
А я увяз в осеннем иле.
Когда умру
Не скрипнет дверь, погаснут окна,
и остановятся часы,
на улице никто не вспомнит
ушедшего с дождем черты,
в твоих ладонях неожиданно остынет
раскрытой книги переплет,
и неподъемной ношей ляжет
у ног глухая немота…
И миг забвенья рифмой свяжет
бездонной ночи пустота.
* * *
P.S.: Когда просыпается город, я глохну.
Когда уходит ночь, во мне гаснут звезды.
Когда в собеседнике просыпается человек,
я слышу музыку.
|
