– Отряхни с ресницы сон, –
говорю ему – не слышит,
ничего не слышит он,
с головой уйдя под крыши;
только плачет в полутьме,
сызнова терзая душу:
не подкидыш ли в семье? –
град Петров, в воде по уши, –
храмы, фабрики, река
да Растрелли отраженье,
чуть дрожащее слегка –
вне земного притяженья;
жадных чаек гневный крик
да чахоточная осень,
где на жизни скорбный лик –
нет ответов, нет вопросов;
где плывет, Бог весть, куда
Петербург сквозь чад бензинный:
злей, чем невская вода –
в рощицах своих щетинных…

Время ближе – листья жечь,
по аллеям выметая
лета высохшую желчь,
шелестящей смерти стаю;
время, время подводить
счет житейским всем расходам:
вот она – черта, как нить
Ариадны, – к смертным сводам…
Сердце вдруг на миг замрет,
и дыханье перехватит:
дни твои – наперечет,
и последнего – не хватит.

Знать, не зря рассвет тяжел,
бед грядущих ожидая,
разрывая черный шелк
тьмы – от края и до края.
Всё равно не встанет, нет,
розовея, луч над нами –
красят, красят в серый цвет
пустоту над куполами;
и не зря грустят с утра
минареты труб фабричных,
шпили гордые Петра –
жизни жалкое величье…

Петербург – Псков,
1981, 2003