Я с детства музыку любила,
И лучший праздник детских лет –
Когда в театр я приходила,
На оперу или балет.
Ведь он – красивейший в Сибири,
Наш «оперный». Он ждал, он знал,
Когда мы с трепетом входили
В его большой прекрасный зал,
Где всюду веяло искусством,
И зал торжественно сверкал
Красой своей огромной люстры
И расписного потолка.
А чуть пониже, чу-уть пониже,
Почти под самым потолком,
Овальные белеют ниши
(Ну, как в Венеции – балкон).
А в них, светясь очарованьем
Своей нетленной красоты –
Богов античных изваянья
В сияньи гордой наготы.
Мы глаз от них не отрывали,
И, приходя домой потом,
Мы без конца их рисовали
Везде: пером, карандашом,
И взгляд учителя сердитый
Нас не бросал в холодный пот,
Когда в тетрадях – Афродиты
Изящный, в профиль, поворот
Ему встречался: педагоги
(Хочу спасибо им сказать)
Бывали к нам не очень строги:
Они умели нас понять.
Наш быт тогдашний был так жалок!
В послевоенной нищете
Мы, дети тесных «коммуналок»,
Тянулись жадно к красоте…
Но почему ж теперь, однако,
Когда прошло так много лет,
В душе из памятного мрака
Пробился чуть заметный след?
Да потому, что в те-то годы
Могла ли я предполагать,
Что доведётся мне свободно
По греческой земле шагать,
И камни древние Эллады
Расскажут, как она жила,
Про войны, про олимпиады,
Про труд и прочие дела…
- Но что же, - вы меня спросите, -
Из всех увиденных чудес
Тебе запомнилось? – Пракситель
С его скульптурою «Гермес».
Лицо и торс работы тонкой,
А на руке, ножонки вниз,
Уселся маленький мальчонка,
Кудрявый юный Дионис.
Как всё похоже в этом мире!
Гермес! На юге ты возник?
А там, на севере, в Сибири,
Стоит твой гипсовый двойник.
И как мне хочется, чтоб кто-то
Из наших мальчиков сказал,
Что не очкарик Гарри Потер,
А ты – мужчины идеал!
Или у девочки спросите,
Какой бы ей хотелось быть:
Как кукла – Барби или Синди,
Иль на Венеру походить.
Я знаю: жизнь на самом деле
Не так светла и хороша,
И не всегда в прекрасном теле
Живёт прекрасная душа.
Как мудро сказано когда-то,
И повторяет весь народ:
Красиво – это то, что свято,
А вовсе не наоборот.