Ветер смахивает дым, словно седой волос
С плеча пустыря мнящего себя Русским полем.
Шорох листвы переходит в шепчущий голос,
Невнятный, и от того более важный, что ли.
Слышу лишь: «Чем ты жил эти годы невежда,
И куда девалась твоя любовь к перспективе?»
«Надеждой, – твержу – чем же ещё, лишь надеждой.»
«А перспектива?» «Увы, здесь все улицы кривы.»
«Помнится, ты был влюблён, ценил сочный юмор,
Рок-н-ролл, дружбу, атлетический вдох прибоя.»
«Да, был влюблён, ценил друзей, пока не умер
Шагнув в никуда. Теперь ценю выдох покоя.»
«Кажется, ты рисовал что-то, любил книги.»
«Да, но нынче палитры – подносы, дар – сноровка,
Кисти давно превратились в сухие фиги,
И их ворс не размочит ни одна поллитровка .»
«Ты когда-то писал – хватал Музу за вымя,
Мечтал путешествовать, пригласив счастье в гиды.»
«Да, было, но чаще скользил юзом и мимо.
Привычка жива, но я не сторонник обиды.»
«Чтоб ты хотел?» «О, много, непомерно много.
Прежде всего, пониманья – без него всяк пленник
Одиночества, и ещё милости Бога,
Или хотя б снисхожденья судьбы в виде денег.»
«Помнишь ли ты себя в детстве?» «Помню, а как же.
Но как-то отстранёно, как о другом ребёнке,
Как вспоминают о безвозвратной пропаже,
Как, не помня мотива, помнят о песне звонкой.»
«Что ты думаешь о смерти?» «Не знаю. Честно.
Знаю что неизбежна – я схоронил немало.
Так много, что Там наверное уже тесно -
На Руси не бывало Времён, чтоб смерть дремала...»
Ветер стихает. Шорох листвы под ногами,
Словно радиопомехи в старинной спидоле.
Голос не слышен – всё тонет в шершавой гамме.
Пейзаж пустыря мнящего себя чистым полем
Довершаем купеческим лицом рябины,
Рекламным щитом, где «BOSH» соблазняет плутовка,
Маршрутной надписью на ларьке: «Воды – Вины»,
Где я, верно, сойду – это моя остановка…