Когда-то, давным-давно, Амур был пухлым, беспечным хлопчиком,
питался нектарно-амброзиевым сиропчиком,
мотылял себе крылышками облачно-белыми,
баловался с волшебным луком и стрелами --
этакий милый, маленький пострелёнок,
да-да, пострелять он любил с пелёнок!
Из детского хобби выросло увлечение знатное,
только со временем стало оно затратное --
стрелы расходуются постоянно, тетива рвётся,
да и сердца постепенно становятся непрошибаемы у народца...

Как же быть-то ему, бедолаге, как развеять печаль-тревогу?
Вот и приходится изворачиваться, идти со временем в ногу --
в беззащитных спящих стреляет из лука ночами,
а днями
из "калашникова" прошивает людское море очередями.
Сам путается, и путает, чёрт возьми, гендерные установки!
Прицельнее было бы, всё же, из снайперской бить винтовки.

Но всё равно
у Амура только два миллиарда стрел и три миллиарда пуль,
синхронизирующих чей-то доселе неровный пульс.

А мы...
Мы с тобой, если ты сам ещё не заметил,
семь миллиардов тысяча тридцать третий,
и семь миллиардов тысяча семьдесят седьмая,
ничья ни любимая, ни милая, ни родная...
Наши сердца и мягки, и ранимы, да Амур вот не долетел.
А долети -- у него бы для нас не хватило ни пуль, ни стрел.