Мне казалось седой предянварской порой
жизнь большим новогодним обманом.
После Рыб почему в день по счёту второй
был я богом рождён, а не мамой?

Я синицы перо, как мазурик блатной,
вставлю горе-орлу и в орлянку, -
сад эдемский поставлен на кон сатаной, -
ад мне чёрт проиграет по пьянке.

Там в эдемском аду не поют соловьи,
петухи по утрам не кричали.
Одиноко и страшно, хоть маму зови,
и не встретишь прохожих случайных.

Там в эдемском аду не шумят камыши
и с гвоздя не снимают гитару.
Не скрипит, не сгибается в звонкой тиши
там чинара, как в песенке старой.

Там в эдемском аду, не успевши созреть,
схоронившись в траве, как в могиле,
с яблонь падает красная, сладкая смерть,
но сражаться за жизнь не по силам.

Там в эдемском аду не солгала змея,
заливая блуд яблочный в уши.
Перестану безбожно лгать дамам, ведь я
так грешу, что рыдают их души.

Там в эдемском аду не ложатся снега,
пляшут бабы, как правда нагими.
Не с кем душу и плоть обнажить, не солгав,
и напиться, проснувшись с другими.

Там в эдемском аду я за грех был распят.
Ева с яблоком в платьице чёрном
потянулась рукой,... лишь достала до пят,
а на мне лишь веночек из тёрна.