Поскрипывают почки на ветвях, очнувшихся от зимнего наркоза. Снежинки на осиновых смычках уже не станут музыкой морозной. Весны оживший прошлогодний труп болотной грязью булькает в гортани. Её широкий чёрный рот без губ заходится невнятным заклинаньем. Я слышу вязь её древесных мантр, рептильный код её регенераций, подкожное скольженье саламандр и брачные подрёберные танцы зелёных змей. И сонмы диких ос гудят в нарывах жёлтого шафрана. На темя опустился чёрный дрозд, расклёвывая клюквенные раны. Трещит её сырая голова, растут рога – изогнутая лира. Но не звучат уже мои слова на пыльных струнах в этом бренном мире. Весна цветёт, раздувшаяся как голодная беременная самка, и чавкает в её утробе Вакх с глазами цвета мартовской фиалки, корнями кровеносными овит, ещё прозрачен, в позе эмбриона. И лес поёт, его благословив. И лишь моя… тень дерева – без кроны, молчит, раскинув руки на ветру. Душа с листвой осенней отлетела. Лицо моё – вросло в его кору. Слеза моя – смолой окаменела.
|