Визжит кузнечик словно пилорама,
Стрекоз зелёных вьётся шумный рой.
А в небе кружит вражеская «Рама» -
Война уже, однако, год второй.

Ах, как пьянит цветками медуница,
Бескрайний луг ромашками пестрит.
А мне девчонок рой ночами снится,
Желаний голод нудит как гастрит.

А «Рама», не открыв и бомболюка,
Исчезла, проявив при этом прыть.
Конечно - всё пронюхала, подлюка,
Теперь, вот, «Юнкерс» будет землю рыть.

И я, пацан, салага, червь окопный
Ловлю ушами благостную тишь.
И даже слышно мне как сена копны
Шурша тихонько, мирно точит мышь.

Опять кузнечик сладкий воздух пилит,
Стрекоз над головой хоть пруд пруди…
И вдруг, свинец пронзил меня навылет,
Проделав, гад, с кулак дыру в груди.

Взорвался жал смертельных злобный улей,
Тротил в снарядах вызвал страшный зной...
Но я сражён был вмиг одной лишь пулей,
Из всех хватило мне всего одной.

Ещё трава так явственно душиста,
Ещё так властно голос жизни звал,
Хоть злая пуля снайпера-фашиста
Сразила новобранца наповал.

Не заслужил в груди такой я бреши,
И как солдат я был ещё не спел,
А с этой точки зрения безгрешен -
Ведь никого убить-то не успел!

И был безвреден я как Ваня Чонкин!
До смеху добр, начальству не грубил.
Простите, довоенные девчонки,
За то, что всласть я вас не долюбил…

Но страх не испытал я в смерти лапах,
Упал на запад - где войны исток.
Я защищал лугов России запах,
Я грудью защищал родной Восток.