(По рассказу Аттилы Кишдьюра»)

Ему из детства в память врезался сюжет,
Вонзился глубоко, как острый нож,
Он душу бередил немало лет,
Да так, что пробивало в пот и дрожь
При мысли только о случившемся тогда,
Когда он был совсем ещё малец:
Невозмутимы были берег и вода,
А на его глазах тонул отец.
Замечу, что мужчина тот скромнейший
В воспоминаньях поведёт нас до конца,
Поэтому рассказ его дальнейший
Я изложу от первого лица…

Отец был в лодке,
Я же с берега смотрел,
Завидуя катанью и веселью,
Оставив в выходные ворох дел,
Все предавались шумному безделью.
Они успели далеко уже заплыть,
Как парни лодку раскачали на ходу,
Пугая женщин, вздумали шутить,
Чем навлекли на всех немалую беду.
Вдруг лодка так увесисто качнулась,
Что их веселье вмиг сменилось в ужас:
Всех опрокинув, вдруг она перевернулась,
И началась борьба за жизнь (река – не лужа).
Их было десять, и не все умели плавать,
Мужчины бросились спасать сначала женщин,
Я звал отца и начал громко-громко плакать,
Его глазами средь плывущих не нашедши.
А мой отец тогда под лодкой оказался,
Но вскоре вынырнул и хрипло голосил,
Теперь я понял, что воды он нахлебался,
И у него осталось очень мало сил.
Я видел: мой отец изнемогает,
Услышал я, как он на помощь звал.
Он там один, ему никто не помогает.
«Спасите, там мой папа!»,- я кричал.

И тут лесничий быстро всё решил,
Одежду скинув, он к отцу поплыл,
Упорными и мощными гребками
Настиг его и обхватил руками.
Что пережил я в это злое воскресение!
Но плыл лесник, а с ним - к отцу спасение.

Теперь перелистнём одну страницу,
Вот новые события и лица…
Прошли года, и я уже мужчина,
Зима сейчас достигла середины,
И мы с женою едем на каток
Пить свежий воздух как прохладный сок,
Порисовать замысловатые картины
Неторопливо лезвием конька,
Пока ещё покрыта льдом река.

Я натянул коньки и медленно скольжу,
По сторонам особо не гляжу,
А вот жена моя расстроена не в меру
И моему не следует примеру.
И хоть я сделал отрешённый вид,
Во всём веду себя как истинный герой,
Прекрасно понимаю, что пуржит,
Погода портится, насмарку выходной.

Вдруг в тишину вонзился детский крик,
Заставив оглянуться в тот же миг.
Вот мальчик с клюшкой,
Сильный страх в глазах,
А детский ужас, он любого тронет.
Ребёнок плачет, всё лицо в слезах:
«Спасите, дядя, там мой папа тонет!»

Мужчина в проруби,
Он выбраться пытается,
Но лишь подтянется,
Как лёд под ним ломается.
«Скорей к нему»,- мелькнуло в голове,
«Беги за тросом»,- я кричу жене,
Теперь, пожалуй, куртку нужно снять,
И только бы успеть, не опоздать.

Иду к нему, а слышу за спиной
Сквозь ветра заунывный тихий вой
Наперебой кричат: «Вам не спасти!
Там ломкий лёд! Не надо, не ходи».
Я знал, то правда, ломкий лёд,
Но давний долг толкнул меня вперёд.

И вот я медленно иду навстречу ветра,
До проруби ещё четыре метра,
Но лёд трещит, и я кидаю трос,
Меня уже колотит, я замерз.

Попав на третий раз, опору я ищу,
Когда схватился он, я медленно тащу.
Ещё немного… и победа вот,
Теперь не важно, что дрожат мои колени,
и градом пот,
Теперь не в счёт, что я испытан был вне правил.
Тот бой со смертью выгнал страхов полк.
Кошмар из детства с той поры меня оставил,
Я возвратил судьбе свой давний долг.