Всегда на школьной остановке они садились в наш в автобус, две мышки серых, две полёвки меж поселковых тёток сдобных.
Прямы, сухи, а шляпки ломки, на тульях в прах увяли ленты, и стала серой вязь соломки... ... и запах козьих экскрементов...
Их звали все на Тонком Мысе без пиетета - Бабки-Шляпки, а души их, сердца и мысли нужны ль кому, коль стары тряпки?
И из куги седой кошёлки сжимали ссохшиеся лапки, бесцветность глаз, морщиньи щёлки и неумелые заплатки...
А лет? Небось пятьсот иль двести, пугливый интерес не тух (Сказать бы надо к нашей чести - не обижали мы старух),
боялись. И не понимали. И разности кололся ток. И сознавали мы едва ли, что семя проросло в росток,
что на всю жизнь вопрос повиснет - а всё же, кто они, и что? Тогда бы в детстве эти мысли, в том развесёлом шапито..
И вот сейчас, в неспешье дома так часто вспоминаю их, чей мир был сорван и изломан, попав в смертельный смерча вихрь...
И эти спины, эти позы, ботиночки с тугой шнуровкой, митенки их, шарфы ... и козы, и дом ведённый без сноровки... ................
*** Они не сумели? Они не успели? Ушли корабли, а они не смогли? Остались на краешке этой земли.
Конечно же давка была на причалах, конечно ревела толпа и толкала...
Последней из порта ушла "Виолетта", и всё, господа... Ваша песенка спета.
В том страшном апреле двадцатого года была для господ негодящей погода.
На борт были взяты судами не все. Приказ - остальным отходить к Туапсе...
Метались по городу в панике кони, как признак крушенья, как призрак агонии.
Голодным шоссе бесполезно идти - "зелёными" горы кишат по пути...
По скалам, по пляжам, бредёт и бежит - уходит, кто может на юг, в Геленджик.
*** А хрупкие птички, две спички-сестрички по морю, по скалам, по осыпям бисовым, вернулись на дачу отца под Борисово, где без родных, и без общества светского, жили своим, не признавши советского.
Только вот с дачей была незадача - отнял совбед - ведь такая удача на кружевные над морем террасы сунуть бедняцких клопов, да матрасы.
*** Так и зажили две прежние "штучки", коз заведя, в старом доме турлучном. И в огороде, и в обществе коз неистребим был французский прононс...
*** О, вы, старухи того поколения, каждая - личность, эпоха, явление. Каждая память. И каждая помощь. И круговая порука - А помнишь?..
|