Мне благовестный колокол поведал,
хоть за язык чугунный не тянул,
о том, о чём трезвонил при победах
и то, о чём набатил в бед канун.
Поведал шёпотом и с губ стекали,
в миноре траурном: "Бим-бом, бим-бом",
в них таяли интимные детали,
как боль с таблеткою под языком.

Когда на выдохе шептал: "Победа",
загнавший третьего коня гонец,
то языку казалось, что в планету,
как в колокол бьют тысячи сердец.
А их звонарь сидел на небе важно
и дёргал за верёвки не спеша.
Народ душой кричал многоэтажно,
умом не понимая ни шиша.

Когда ж в пожаров дым оделись тучи
и гари вкус почувствовал язык,
острее, беспощадней, твёрже, круче
был лишь солдатский алый мокрый штык.
Упав на грудь, - был сброшен с колокольни,
язык молчал, когда бросали в печь,
ведь Бог прощал, и был собой довольный,
бил колокол, лилась, звеня, картечь.

И мир и войны приносили в жертву,
как двух слонов, заботясь о ферзе,
церковный колокол на башне церкви,
как пешку, - колокольчик на козе.
С тех пор прошло и лет и зим немало.
Войны нет с ворогом, а есть элит.
Как нет без драки зрелищ, без начала
нет ничего и колокол молчит.