Был князь на Руси. И любил одного он монаха,
Что в монастыре святоправедно жизнь проводил:
С любым из просящих делился последней рубахой,
Работал, как смерд, и для братии воду носил.

И многажды князь приглашал во свой терем святого,
Его лобызал и молитв вопрошал от него,
И слушал с усладой от старца полезное слово,
Угодником Божьим считая его одного.

И раз так случилось, что вызвали к князю монаха,
И старец вошёл в княжий терем, и видит святой:
Пирует весь дом, и, не ведая Божьего страха,
Все пьют в полусмерть. И играет на гуслях рябой

Бродяга, и шут ему в такт подпевает,
И клацает бубен, и бьются о пол каблуки,
И рать скоморошья бесовскую тризну справляет
Над душами павших на дно самогонной реки.

И старец присел за столом, опустив очи долу,
Отвергнув все яства, что поданы были ему,
В душе отвергая ту адскую лесть и крамолу,
Причину печали своей не открыв никому.

Тут вскинулся князь: «Отчего ты печален и скорбен,
Мой гость дорогой? Иль не красен мой княжеский двор?
Зачем на пиру так невесел, понур ты и сгорбен,
Зачем не поддержишь, как прежде, со мной разговор?»

Старик со слезами в глазах тогда князю ответил,
Рукой указав на весельем наполненный зал:
«О, КНЯЖЕ! ДА БУДЕТ ЛИ ТАК НА ТОМ СВЕТЕ?»
Изрекши сие, ничего больше он не сказал.

И князь онемел. И умолкло нестройное пенье.
И хмель испарился. И всякий схватился за грудь.
Единственным словом Божественного откровенья
Направил святой пировавших на праведный путь.

То было давно. Только Бог неизменен, поверьте,
И как ни стелите могилу венками из роз,
Но кто просмеётся весь век от рожденья до смерти,
Тот горько заплачет за гробом.
Так учит Христос.