ОБЩЕЛИТ.РУ СТИХИ
Международная русскоязычная литературная сеть: поэзия, проза, критика, литературоведение.
Поиск    автора |   текст
Авторы Все стихи Отзывы на стихи ЛитФорум Аудиокниги Конкурсы поэзии Моя страница Помощь О сайте поэзии
Для зарегистрированных пользователей
логин:
пароль:
тип:
регистрация забыли пароль
Литературные анонсы:
Реклама на сайте поэзии:

Регистрация на сайте

Добавить сообщение

Магистральный круг короны венков "Тому, кто поспешит сменить меня"

Автор:
Жанр:
1.
Я жизнь сложу исписанным листом.
Наивное свидетельство рожденья
Расстанется со мной без сожаленья,
По осени сорвавшись на восток,
Пронзая часовые пояса
Единой волей первого посыла,
Спеша до снегопадов, что есть силы,
Но незаметно выбыл адресат –
Извечно безразличный к переменам,
Чей образ проступает постепенно
Затертым иероглифом на стали,
Штрихов творец в нахлынувшей тоске
Задумчиво выводит на песке –
Вдоль, поперек и по диагонали…

2.
Вдоль, поперек и по диагонали
Исчерчена на карте гладь земли.
Дороги, государства, корабли
Из века в век пространства покоряли.
Но тех, кому с рожденья тело куцо,
Не остановит пряник или плеть.
Коль нет границы между «жить» и «петь»,
Успеть бы напоследок улыбнуться,
Упав на лед с пробоиной в груди.
Не нам судьбой дареное судить –
Спасибо, что хоть изредка летали.
Не мстит за покушенье небосвод:
Захлопнутыми створками ворот –
Число и подпись ставятся в финале

3.
Число и подпись ставятся в финале.
Когда исчерпан временной кредит,
Звезда самоубийц к себе манит
Дрожащим отражением в канале.
Пусть кривизна зеркального оскала
В среде эстетов вызовет восторг,
Судья не Бог, а Бог – не кредитор
В колоде лиц планетного вокзала.
Лишь примирившись с неким номиналом
Душа самой себе напоминает
Подтаявший на солнце снежный ком;
Осколки слов мертворожденных строчек
Чуть слышно в одиночестве бормочет –
Привычно, будто пол под потолком.




4.
Привычно, будто пол под потолком,
Мы помним все, заученное в школе.
Учитель вбитым знанием доволен,
Как птицелов расставленным силком.
Слуга, покорный всем – стереотип
Переживет сто тысяч откровений
Под псевдонимом «мудрость поколений»,
Но проскользнет водою из горсти.
Когда печать беды отметит лица –
О том, что больше нечему молиться,
Заголосит оставшимся набат,
Для мертвых не имеющий значенья.
В моменте боли или отреченья
Нет места для подробностей и дат.

5.
Нет места для подробностей и дат
У только что родившейся вселенной.
Душа звезды угаснувшей нетленна.
Хоть больше ей не будет никогда;
Несчастный оттого, что всемогущ,
Отнюдь не упивается победой,
Осилив притяжение планеты
Безродный и бездомный синий луч.
Всему, на что не давит груз земной
Воздастся по-другому и с лихвой –
Ни копи, ни изгнанье, не галеры,
Прочнее склепа призрачная клеть –
Пробиться, расцвести и умереть
В границах стихотворного размера.

6.
В границах стихотворного размера,
Убежище развенчанных страстей,
Попытки обозначить на листе
Хрустальную магическую сферу.
Но критики стараются порою
Все воспринять буквально и всерьез.
Ну что ж, кому вино, кому овес,
О вкусах и о привкусах не спорю.
Не ради славы или калача
Чадит во тьме заплаканной свеча.
Вибрацией натянутого нерва
Не разбудить немые города,
Но чувствовать, хотя бы иногда,
Высотами гекзаметра Гомера.



7.
Высотами гекзаметра Гомера
Поют в чины одетые ноли;
Полшага от короны до петли
Тревожит дух бродяги флибустьера.
Восторг ошеломляющих открытий
Хранит в себе не каждый поворот;
Нанизаны случайно и вразброд
На нить судьбы жемчужины событий.
В очарованье вечного начала
И в долгом ожиданье у причала
Небросок повседневности наряд.
Коль результат всего лишь украшенье,
О том, что этот мир несовершенен,
Поэты ныне пусть не говорят.

8.
Поэты ныне пусть не говорят,
Из образов своих узор сплетая.
Затея все сказать – всегда пустая.
Которое столетие подряд
Безумцев и мыслителей маня,
Скрываются за очевидным тайны,
Хотя разгадки вряд ли актуальны:
Чтоб не вело к рождению огня –
Когда из танца пламени костра
Исчезнет только Божия искра,
Никто на свете не заметит кражи,
Луна – и та уйдет за облака.
Пусть небеса не рушатся пока,
Но слепнут от отчаянья все также.

9.
Но слепнут от отчаянья все также
Глаза под снос оставленных домов.
Там бродят, спотыкаясь, тени снов,
Не вписанные в нужную поклажу;
На стенах влага, словно пот на коже,
Не трогает прощальный скрип дверей
Последнего из многих октябрей.
Что ж, все вернуть обратно – невозможно?
Из сотни грез на всех – одну весну,
Казалось бы, лишь палочкой взмахнуть…
В прицеле ожидания так важен,
Надеждами на чудо окружен,
Бессилен гениальный дирижер:
Сонм голосов в единый хор не слажен.



10.
Сонм голосов в единый хор не слажен.
Фойе своими сплетнями живет.
В Мартини незаметно тает лед,
Как зрелая кокетка за корсажем
Под взглядами скучающих альфонсов,
Что сушат про запас запретный плод;
Пастельных тем замысловатый спорт
В изяществе незаданных вопросов
Вчера и завтра ничего не весит;
Сиюминутным каждый жив и весел,
Но кто оправдан, не всегда прощен –
Тому, кто из речей черпает силу,
От мелких шпилек защищает спину
Молчанье при кинжале под плащом.

11.
Молчанье при кинжале под плащом
Бессильно перед муками рожденья,
Но управляет вектором движенья.
Наш смысл пути предельно извращен –
В обход всегда быстрей, чем напрямик.
Наследуй же земное бремя, гений,
Презрев обледенелые ступени
Бессмертия. Едва заметный миг –
Пример векам, пощечина покою –
На миллионы брызг, шутя, расколет
Ночных кошмаров беспросветный морок
Случайно заблудившимся лучом.
Пусть даже на забвенье обречен,
Но вызов миру дерзновенно тонок.

12.
Но вызов миру дерзновенно тонок.
Хоть слишком часто шлется наугад,
Сам по себе не требует наград –
Доказано судьбою Фаэтона.
Чужой пример, как водится, не учит
Героев не сложившихся легенд;
Молвою приукрашенный портрет,
Как правило, невыносимо скучен.
Не вписываясь в общую канву,
До срока неизвестный никому,
Вдали от лицемерных оговорок,
Свободный от амбиций и обид
Над разочарованием парит
Черновика бумажный аистенок.



13.
Черновика бумажный аистенок –
Забытая закладка умных книг,
Иных переживаний смутный блик,
Осиливший сухую поросль терна
Вокруг руин страны воспоминаний.
Единственный бессменный часовой,
Что навсегда останется собой
С безмерно изменившимися нами:
Ни дать ни взять – наш конвоир на плаху.
И потому не вызывают страха
Расщелины, прикрытые плющом.
Дошедших до вершины эхо встретит:
Секрет свободы от всего на свете
Ненужностью надежно защищен.

14.
Ненужностью надежно защищен,
Касанием безумия отмечен
Живущий от прощания до встречи
В развалинах логических трущоб.
Где суд всегда отсрочен и не скор,
А если наступает, то внезапно –
Среди безмолвья телефонным залпом,
Наверняка, без жалости, в упор.
Побег в ничто до времени не мыслим.
Громадой серой на пути нависнет
Эпоха разведения мостов,
Но к берегу другому ночью летней
Причалит мой кораблик через лету –
Я жизнь сложу исписанным листом.

14.14.
Я жизнь сложу исписанным листом,
Все прочее – за марку на конверте.
Жалеющим о сделанном – не верьте:
О чем бы не припомнилось потом,
Ни тайное, ни то, что на виду,
Не скажется на скорости движенья.
Последним удивленьем «неужели?!…»
Одарит мир. И канет в темноту.
А вместе с ним отцепленный вагончик,
И в нем – письмо, где только пара строчек,
Коль повезет, обманет власть времен.
Поставив точку, настоящий автор
От критики назойливого завтра
Ненужностью надежно защищен.



14.13.
Ненужностью надежно защищен
Свет истинный. В немыслимом кривлянье
Не опыт неудачи ослепляет,
Но ужас древний впившимся клещом.
И совершая дикие скачки,
Его ни разу не переиграли,
И так нелеп, кто учит видеть грани
Безумия сквозь темные очки,
Как солнца диск в часы его затменья…
И целый мир, как каменная келья,
И целый век мгновеньями истек, но
И за последней каплей праздных тем,
Благословенны будут, чей тотем
Черновика бумажный аистенок.

14.12.
Черновика бумажный аистенок,
Подкидыш, все равно, что сирота,
Прости, меня пугает высота,
А мир закрытых штор и пыльных стекол,
Таких, как ты, надолго не удержит…
Настанет час, я отпущу тебя
Дорогой той, где облака клубят
И каждому воздастся по надежде.
Но прежде неразрывна наша связь:
Еще обида зим не улеглась,
Еще кривого зеркала осколок
В груди моей своей судьбой живет,
Пусть отражает все наоборот,
Но вызов миру дерзновенно тонок.

14.11.
Но вызов миру дерзновенно тонок:
Не видя равных, выйти из игры,
Не выть на поднесенные дары
До взрыва барабанных перепонок;
Дать отдохнуть от пряника и плети
Еще не насмерть загнанной судьбе,
Как будто нет в помине пункта Б,
Куда из пункта А попутный ветер
Торопится снести побольше сена,
А встречный шквал смеется откровенно…
Но дух плохим предчувствием смущен:
Пусть звездный плащ скрывает очертанья,
Останется навеки верным тайне
Молчанье при кинжале – под плащом.




14.10.
Молчанье при кинжале под плащом,
Гроза не разрешаемых сплетений,
Твой царь – туберкулезный неврастеник
Давно тобой запуган, укрощен –
Немудрено. Но шрамы тупиков
Скрываются неоном магистралей,
А белой ночью крах его стараний
Не выдает мистический покров:
Вода в тяжеловесном ожерелье
Противится законам отраженья.
Не истина ль в отсутствии пейзажа
Тебя так раздражает и влечет:
Хозяин на пиру, а не при чем –
Сонм голосов в единый хор не слажен

14.9
Сонм голосов в единый хор не слажен,
«Все – как один» равно «один, как все»
И то, что воплотится по весне,
Себя невоплощенного не краше
Окажется. Кто между зеркалами
Откроет бесконечный коридор,
Тот простенького слова «мутабор»
Не выговорит новыми устами,
Но, оглянувшись, испытает шок,
Увидев позади китайский шелк
И пропасть, шириной в косую сажень,
Да тех, кто получив огонь едва,
Для света все пускают на дрова,
Но слепнут от отчаянья все так же.

14.8.
Но слепнут от отчаянья все так же
Расставшиеся волею дорог.
Нам кажется, так короток был срок,
Но выбор, как ни выстрадан и страшен
Был все же дан. Отвергнутая милость
Проклятьем обернется за спиной,
Бессмысленным движеньем по прямой,
К чему-то, что, увы, уже свершилось
Для нас, за нас, но может, быть, не зря –
Доказано, что круглая земля.
Но нищим слишком сложен слог утрат –
Тому, кто только духом и блаженен,
Не доказать земного отторженья –
Поэты ныне пусть не говорят.



14.7.
Поэты ныне пусть не говорят –
Нет их имен в неумолимой смете.
Они, обычно, если смерть и встретят,
То не свою – и та отводит взгляд,
И духи их над безднами кружат…
И жажда их вовек не утолится,
Но воду из полуночного Стикса
Отказываясь пить на брудершафт,
Они не видят разницы в мирах,
И с ног босых отряхивая прах,
Они вне власти ладана и серы!
Дозволено судить рожденный стих
Единственно возможной мерой их –
Высотами гекзаметра Гомера.

14.6.
Высотами гекзаметра Гомера
В обход всего, всему наперекор,
Дорога существует до тех пор,
Пока хоть в ком-то пребывает вера
В конечный пункт, для всех путей единый,
Вне логики событий или карт,
Но камнем в море падает Икар
И проклинает солнце невредимый
Взывавший к осторожности отец.
Дань платят сыновьями красоте
До нашей, в нашу, после нашей эры –
На глине иль полосках бересты
Их образам оплаканным застыть
В границах стихотворного размера.

14.5
В границах стихотворного размера
Своя реальность, схожая слегка
С воронками зыбучего песка,
С ленивыми движеньями пантеры –
По глубине и нежности обмана,
И с молнией, сразившей древний дуб –
По искренности; слишком на виду,
Как светом истекающая рана,
Не важно, чем она нанесена;
Кому глоток воды, кому – вина;
И каждый в той реальности распят,
И свят, и в суете своей оправдан,
Там и в увеличении стократном
Нет места для подробностей и дат.



14.4.
Нет места для подробностей и дат,
Спасибо – есть для выдоха в пространство:
Туманное октябрьское царство,
Завоевав, заполнил листопад.
И в нем – не различив где верх, где низ,
Влезает ветер в платье Арлекина;
Я руки для объятия раскину,
А он, приняв меня за лишний лист,
Швырнет в огонь, но дождь костер потушит.
Наверное, бывают доли лучше,
Но, не ища сочувствия ни в ком,
Разочарую спорящих азартно:
Мое «вчера» – кому-то только «завтра» –
Привычно, будто пол под потолком.

14.3.
Привычно, будто пол под потолком,
Ответив на вопрос полуулыбкой,
Из всех тоску снимающих напитков
Я выбираю кофе с коньяком.
Нектар чужих признаний не пьянит,
Вино своих – сбивает равновесье,
И хуже нет похмелья с этой смеси,
На радость наблюдателям в тени,
Толкующим о пользе и вреде
Всего на свете. Мне иной удел –
Под пестрой маской в шумном карнавале
Растаять, не оставив и следа,
Жалея лишь о том, что не всегда
Число и подпись ставятся в финале.

14.2.
Число и подпись ставятся в финале –
Единственной наградой за труды.
Кто хоть однажды плакал у черты,
Меня поймет и лихом не помянет.
Пусть паузой невыразимо длинной
Растянется бесплодная межа,
Не может ничего принадлежать
За ней, как за обрывом пуповины.
Но раз приняв, гордыне вопреки,
Что мы не больше, чем проводники
Тех, чьи одежды тайно примеряли,
Забыть предназначение нельзя,
В оставшихся иллюзиях скользя
Вдоль, поперек и по диагонали.



14.1.
Вдоль, поперек и по диагонали
На лапы елки брошен серпантин.
На фоне плотно сомкнутых гардин,
Ее, как будто куклу, спеленали.
И сыплются беспомощно иголки,
Теряясь в ворсе пыльного ковра.
Когда ее оставят во «вчера»,
Сложив игрушки в старые коробки,
Я почести последние воздам;
И подмигнет всезнающе звезда,
Как будто бы застав за воровством…
Я не замечу этого, поскольку,
Не отыскав лучины для растопки,
Я жизнь сложу исписанным листом.

15.
Я жизнь сложу исписанным листом
Вдоль, поперек и по диагонали.
Число и подпись ставятся в финале –
Привычно, будто пол под потолком.
Нет места для подробностей и дат
В границах стихотворного размера.
Высотами гекзаметра Гомера
Поэты ныне пусть не говорят,
Но слепнут от отчаянья все так же –
Сонм голосов в единый хор не слажен,
Молчанье при кинжале под плащом,
Но вызов миру дерзновенно тонок –
Черновика бумажный аистенок
Ненужностью надежно защищен.

Отзыв:

 B  I  U  ><  ->  ol  ul  li  url  img 
инструкция по пользованию тегами
Вы не зашли в систему или время Вашей авторизации истекло.
Необходимо ввести ваши логин и пароль.
Пользователь: Пароль:
 
Современная литература - стихи