Ладан в ладони моей понемногу растаял.
Как же хотелось ему воспарить до небес,
Птицею взвиться к престолу Господню он чаял,
Там, где наградой - алмазная россыпь чудес.

"Э, дорогой мой, да что же ты рвешься в кадило?"-
Я говорил ему, тихо лелея рукой.
"Ты же погибнешь, ну чем тебе здесь- то не мило?
С ног до главы завернувшись в блаженный покой.

Вон, твои братья застенчивы, скромны в повадке,
Молча, послушно на полочке дальней лежат.
Иль тебе дни ощущаются сильно несладки?
Знай, что уйдешь - не воротишься больше назад".

Так удержал, и исчез он, томимый печалью.
Миру неведомый, так и ни кем здесь не став,
Шлейфом за ним потянулось навеки моралью:
В жалости часто бываешь серьезно неправ.