В столице мудрых, древних и крутых есть место развернуться чуду, - нас убивают, но прощаем их, как добрый плотник своего Иуду. Остался б Иeшуа мудрый цел и мир евреям стал бы тесен, когда б в то роковое утро спел петух не три, а пару песен. Их бог кричал: "В глаза, еврей, смотри!", но стоя глаз не видно, боль же кричала сердцу сотни раз по три, а может тысячи и больше!
Два треугольника валетом – щит, а в середине шестигранник, на римский крест кровавый путь лежит, нескучной ночью птичкой ранней пропахший дымом дамских сигарет, без глаз, без брюк, а только в нижнем, - кричал проклятья в спину минарет, - я шёл, топча седой булыжник.
Дождался первых звёзд молитвы час, но те, кто в жизни полигамны, с горы, где Храм горел, кидают в нас несобранные нами камни, которые разбросаны давно евреями прекрасной Иудеи. "Кто соберёт их Богу всё равно", - так говорили фарисеи... .
Светает поздно, вспыхнула заря. Штурмую Теодора Герцля, не дай упасть, создание царя, борюсь с горой, ломая сердце, с чудесным происходят чудеса, - навстречу бёдра шли шатенки открыли рот и я, и небеса, и, плача, улыбнулась Стенка.
Ночь коротка, но долог зимний день, захлёбывался полдень алым светилом, больно наступив на тень, я встал и тут же тень пропала.
Есть город на Земле и нет других, где Бог сосед у человека. Один из многих городов для них, для нас - единственный навеки.
|